– Оно и видно!
Нога у Нила опухла, и они с Вовой отправились в травмпункт. Пока Нила осматривал доктор, Вова разговорился с глазастой медсестрой. Она оказалась студентка медучилища, проходящая практику.
– Пойдём в субботу куда-нибудь? – предложил Вова.
– В кунсткамеру! – девушка улыбнулась ровными зубками.
– Зачем ещё?
– Ну как же: на других посмотреть и себя показать.
– Можно и посмотреть.
– А потом в планетарий! Найдёшь обратную сторону луны?
– Не уверен.
– Меня зовут Лёка, – девушка протянула тонкую ладошку.
– А меня Вова.
– Ты случайно не из отряда космонавтов?
– Он из отряда водолазов! – сказал Нил, вышедший прихрамывая от доктора. Перелома к счастью не оказалось, только сильный ушиб, – Вы ещё не читали самую последнюю повесть Хемингуэя?
– «Старик и море» что ли? – усмехнулась Лёка, – Теперь я поняла, почему он у вас такой сообразительный!
– В смысле? – покраснел Вова.
– В смысле, как молодой дельфин!
Вечером с Лёкой сходили в кино. Затем в субботу – снова в кино. Оказалось, Лёка живёт недалеко от него – всего-то в четырёх трамвайных остановках.
В воскресенье надо было уединиться, но ни у него, ни у неё было нельзя.
Выручил Нил: его родители были музыканты и укатили на гастроли, поэтому можно было оторваться у него прямо с утра. Правда, для Нила требовалась девушка.
– Так мы ему девушку найдём! – сказала Лёка.
Собственно, девушка тотчас и нашлась в лице её подруги Тины, с которой они проходили практику в травмпункте. Тина была рыжеволосой хохотуньей, и легко приняла предложение.
Они встретились морозным ноябрьским утром возле метро «Лесная».
На автобусе ехали всё утро, и ещё пришлось идти потом пешком полдня до дома, где жил Нил. Обе девушки в почти одинаковых мохеровых шапочках напоминавших чепчики, и зимних пальто с вздёрнутыми вверх плечами, которые они ловко скинули в прихожей, словно царевны лягушки кожу, сразу превратившись в нарядных барышень.
Нил нашёл у отца спирт и развёл клубничным вареньем. Получилась какая-то розовая бурда, нечто вроде уценённого ликёра, наподобие пыльного мешка бьющая по мозгам. Закусывали пирожными, которые привезли девушки.
Нил с малых лет сочинял стихи, сначала это было про погоду, потом про природу, потом про облака, затем обо всём на свете. Он встретил своих гостей неожиданными строками:
– А я набью покрепче трубку,
И чтоб семь футов мне под киль,
Но с роду не надену юбку,
Когда б она звалась и килт!
Девушки застыли от неожиданности, и Нил закруглился:
– Ведь в Барнауле и Плоешти,
Париже, Осло, в Хельсинки,
Йошкар-Оле и Будапеште
Не носят юбки мужики!
Когда усаживались за стол, Нил, глядя на пирожные, испуганно спросил:
– Что это?!
– Пирожные бизе, – хохотнула Тина.
– А под бизе что?! – Нил выпучил глаза.
– Под бизе крем.
– А под Бизе должна быть Кармен!
Нил включил музыку, и стали танцевать. Потихоньку Вова и Лёка уединились в соседней комнате.
– У тебя давно не было женщины? – спросила Лёка. Вова почувствовал, как кровь хлынула к лицу:
– Как демобилизовался, не было.
– Или вообще ещё мальчик? Дрожишь от страха, а вдруг не получится?
Она разделась раньше него, у неё была маленькая грудь и белая кожа, которая казалась ещё белее на фоне тёмных волос, крупными локонами падающих на плечи. Пристально посмотрела в глаза, прижалась бёдрами, прикоснулась рукой.
– Зачем много пил?
– Не знаю, для храбрости.
– Храбрец…
«Может она проститутка, раз так умеет?»
Из комнаты Нила доносились стихи:
– Вы сидели на диване, походили на портрет,
Молча я сжимал в кармане леденящий пистолет!
«Интересно, чьи это стихи?» – мелькнуло в голове.
– Смешной у тебя друг… на артиста похож.
– А он артист и есть.
– Зачем много пил?!
– Для храбрости.
– Храбрец!
– Расположен книзу дулом, сквозь карман он мог стрелять, – чеканил в соседней комнате Нил, – Я всё думал, думал, думал: убивать – не убивать?