Нет, на помощь извне рассчитывать не приходилось.
Еще наивней было бы ждать ее из резиденции Сперри. Признаться, я пал духом.
— Джим! Посмотри-ка сюда!
Я взглянул на Гидеона. Он стоял возле «промывателя мозгов», держа в руках кассету с магнитной лентой.
— Джим, на этой кассете есть запись. Скорее всего, на ней записано то, что они вытащили из мозга Катрони!
Осторожно обойдя стол с лежащим на нем трупом, я подошел к Гидеону. Заглядывать в мысли незнакомого мертвого человека казалось мне довольно мерзким делом.
— Ну и что дальше? — спросил я.
— Пока не знаю, — ответил негр, вставляя катушку с пленкой в аппарат. — Я не знаю, что здесь записано, но наверняка это что-нибудь важное. Сперри не стал бы убивать Катрони из-за пустяков. За применение «промывателя мозгов» можно угодить под суд, а Сперри не будет рисковать напрасно.
Негр установил кассету в небольшое углубление и нажал какую-то кнопку. После этого достал откуда-то два шлема с наушниками — они были похожи на странное устройство на голове Катрони, только поменьше размером. Надев один шлем, Гидеон протянул мне второй.
Я надел его — и сразу оказался в ином, далеком мире — мире мыслей другого человека. Я стал видеть его глазами, чувствовать то, что чувствовал он. Я стал свидетелем событий, которые разыгрались несколько месяцев тому назад, вдалеке от Тетиса.
В батискафе их было трое — мой дядя Стюарт, Катрони и Вестервельт — человек, который, как пренебрежительно заметил Сперри, «куда-то сгинул». Циничные слова!
Я слышал все, что они говорили, словно был совсем рядом. Видел, как они ходят по рубке, управляют батискафом, как, манипулируя различными рычагами, колесами и тумблерами, направляют судно все глубже и глубже. Этот батискаф, покрытый иденитовой оболочкой, был личным аппаратом моего дяди и мог выдерживать фантастическое давление.
Они достигли отметки девять километров и продолжали погружение. В общем-то с каждым пройденным метром в эти минуты они устанавливали мировой рекорд. Мерцающая молочным светом иденитовая броня надежно сдерживала колоссальное давление многокилометровой водной толщи.
— Оболочка действует! — Мой дядя радостно похлопал Катрони по спине. Катрони, не отрывая взгляда от указателя глубины, поспешно кивнул. Тут же в моих наушниках послышался неразборчивый шепот: это были мысли Катрони. Хотя я и не разобрал слов, я понял, что это темные и опасные мысли. Я наблюдал за происходящим, затаив дыхание, и смутно чувствовал, как сильно у меня колотится сердце. В общем-то я понимал, что скоро произойдет что-то недоброе.
Погружение продолжалось. Судовой механик Вестервельт следил за работой двигателя, Катрони увеличивал уровень заполнения балластных цистерн. Мой дядя, рыжебородый Стюарт Иден, с видом триумфатора ходил по рубке своего небольшого корабля и напоминал мне древнего викинга, пересекающего штормовую Атлантику назло всем разгневанным морским богам.
Иногда изображение затуманивалось, видимо, в эти минуты Катрони погружался в свои мысли, которые были отсеяны электронными фильтрами «промывателя мозгов». И все же я мог уловить то, что происходит. Погрузившись почти на двенадцать километров, небольшой батискаф коснулся своим мерцающим корпусом темного дна и замер.
Некоторое время я ничего не видел — как будто Катрони скрывал свои мысли даже от самого себя. Но потом я все же различил неясные тени. Я не без труда определил, что это были мой дядя, Вестервельт и Катрони. Они вылезли из люка батискафа и стали осторожно перемещаться вокруг покрытого иденитом корпуса. Проверив герметичность люка, все трое спустились на дно. Едва ли там можно было многое увидеть. Мощные прожекторы батискафа, которые на поверхности были видны на расстоянии в пятьдесят миль, беспомощно упирались в непроницаемо-черную воду уже через несколько метров. Казалось, что все дно впадины было покрыто топкой черной грязью.
Мой дядя и Катрони вернулись в батискаф одновременно. Вестервельт вошел последним и закрыл люк переходного шлюза. Потом Вестервельт и дядя скрылись в машинном отделении батискафа…
А Катрони сделал то, за что ему заплатили. Когда его спутники ушли, он расправился с кораблем так же безжалостно, как делал это с людьми во время гангстерских разборок.
Короче говоря, когда мой дядя и Вестервельт находились в кормовом отсеке, Катрони сделал короткое замыкание и разрядил все три блока аккумуляторных батарей, которые обеспечивали энергоснабжение батискафа. Затем он до отказа загрузил балластные цистерны — и привел в негодность те чудо-насосы, которые позволяли избавляться от лишнего груза при любом давлении (как я понял, насосы были еще одним изобретением Стюарта Идена). После этого настал черед уникальной системы связи.
Потом Катрони подождал, пока дядя и Вестервельт вернутся в носовой отсек, и пробрался на корму. Следы его «работы» можно было обнаружить только по шкале приборов — прикрытые кожухами насосы и аккумуляторные батареи выглядели так же, как и всегда, но Катрони был уверен, что ни дядя, ни Вестервельт не обратят на < приборы внимания.
В переходном шлюзе кормового отсека Катрони вывел из строя иденитовые скафандры дяди и Вестервельта. Его личный скафандр оставался исправным.
Первым сигналом бедствия для оставшихся в носовом отсеке членов экипажа стал звук открывающегося переходного шлюза: облачившись в скафандр, Катрони ушел в открытый океан.
Он провел возле погибающего батискафа примерно полчаса — потому что знал, что ни Вестервельт, ни дядя не сдадутся без боя. Ему хотелось посмотреть, как они будут умирать.
Вот что он увидел. Пусть тяжело и медленно, но люк переходного шлюза все-таки закрылся! Благодаря «промывателю мозгов» мы сумели увидеть, как в сознании Катрони промелькнуло холодное удивление, даже восхищение с оттенком высокомерной насмешки.
Вообще-то то, что его жертвы умудрились закрыть люк», можно было назвать подвигом. Те, кого он обрек на смерть, нашли способ выжать остатки энергии из обесточенных аккумуляторов, и электромоторы сделали свое дело. Конечно, откачать воду из шлюза было невозможно. Все, что могли сделать исследователи, это открыть внутренний люки впустить воду из переходного шлюза в отсеки батискафа. Но это еще больше осложнило бы их и без того плачевное положение. Энергия, которая нужна была, для открывания люка, стоила бы пленникам нескольких дней или даже недель жизни — ведь после полного истощения батарей они бы попросту замерзли. Впрочем, еще раньше могла потерять свои свойства иденитовая оболочка, а тогда батискаф раздавили бы толщи океанской воды.
И все же они открыли внутренний люк. Кроме того, им удалось отремонтировать один скафандр.
Мы почувствовали, как Катрони охватывают тревога и страх. Он увидел, как вновь открывается люк переходного шлюза и оттуда появляется фигура, облаченная в мерцающий скафандр. Катрони боролся с самим собой — он понимал, что должен вступить в поединок с человеком, осмелившимся выжить в таких страшных условиях. И в то же время колебался.
Но океан сделал за Катрони его работу. Повреждение оболочки скафандра оказалось слишком серьезным. Наскоро отремонтированный, он не смог выдержать колоссального давления.
Спрятавшись за пределами досягаемости слабеющих прожекторов батискафа, Катрони увидел, как фигура в скафандре стала опускаться на дно, покрытое голубоватым илом. Человек пытался запустить небольшой винт, который помог бы ему подняться вверх…
В этот момент половина его скафандра перестала светиться.
Иденитовая оболочка, заставляющая молекулы металла направлять давление воды против самого себя, действует до тех пор, пока на нее подается электрический заряд. Именно из-за этого она испускает голубовато-молочное сияние. Когда это сияние гаснет, чудесный материал становится простым металлом, неспособным противостоять беспредельному давлению океана.