Выбрать главу

Суровым кажется подводный год. А на самом деле он мягче земного: под водой ведь никогда не бывает морозов, бурь и гроз.

Вода то нагревается, то остывает.

То светлеет, то мутнеет.

Год за годом, волна за волной...

ВЕСНА

СОБЫТИЯ ПОД ВОДОЙ (сообщения корреспондентов)

Ваш подводный корреспондент

Он не один — их много. И они такие же разные, как и те озёра и реки, в которых они ведут свои наблюдения: спокойные и беспокойные, стремительные и медлительные. Но в одном все они схожи: любят смотреть в воду. Что там, под зыбкой лазоревой плёнкой? Какие там происходят события?

МАРТ

Всё чаще на ледяном подводном небе лазоревые сполохи, всё ярче подлёдное сияние. Ничего вроде и не изменилось — и холод, и сумрак, и тишина, — а рыба что-то почуяла: стала шире ходить, стала настойчивей охотиться, жаднее хватать добычу. То ли солнце расшевелило рыбу, то ли просочились в озёра и реки первые подснежные струйки.

Сейчас можно наблюдать рыб и без погружений под лёд. Рыба уже чаще выходит на мелкие места, и сверху, через прорубь во льду, видно, как она ходит и чем занимается.

Первые просветы

На белых озёрах сизыми пятнами проступила вода. Для подводных жителей это первые просветы на их хмуром ледяном небе. Первые просветы за всю долгую чёрную зиму.

Нет от них ещё ни тепла, ни свежего воздуха, да и свет сочится слабый и хилый. И всё же это событие: что-то изменилось в неизменной зимней жизни. Какие-то далёкие воспоминания зашевелились в сумеречных рыбьих мозгах. И холодная кровь заструилась быстрей.

Шире начинает ходить подо льдом налим, выходит на отмели к берегам. Щука перед нерестом наедается в запас: в нерест ей не до еды. Больше плавают и жаднее хватают наживку лещи, густера, плотва, окуни, ерши, язи, судаки и голавлики. У рыб — первое весеннее оживление.

Про лёд

Не было ещё зимы, чтоб кто-нибудь не провалился под лёд! Со льдом шутки плохи.

Самый опасный лёд — первый и последний.

По перволедью особенно страшным выглядит чёрный лёд. А на поверку он прочнее, чем тот, что присыпан снегом.

Надёжным кажется толстый весенний лёд. Но именно он без треска и шума вдруг проваливается под ногами.

Особенно плох лёд в прибрежных зарослях тростника и рогоза. Он весь пронизан стеблями растений, весь в дырочках, как решето.

Лучше всего не ходить по льду одному, особенно в незнакомых местах. И хорошо иметь с собой прочный шнур с грузиком на конце, чтобы в беде было легче бросить верёвку товарищу.

А уж если очутился в воде, то выбирайся на лёд лёжа, ползком, распластав руки и ноги. Не спеши вставать на ноги и на колени.

Жизнь везде

Где вода — там и жизнь. Даже если воды этой только лужица. А то и одна капелька. Вот стать бы ростом с пылинку, надеть крошечный акваланг — и пуститься в отчаянное плавание по неизведанному морю—лужице, скопившейся в старом следе коровы! А что? Вот возьму и пущусь...

Снеговиковое море

Слепили мы снеговика: большой ком — туловище, поменьше ком — голова. Глаза — угли, брови — еловые лапки, нос, известно, морковка. Бодро простоял снеговик всю зиму. Но к весне загрустил, сгорбился и уткнулся морковкой в землю. И скоро осталась от снеговика одна мутная лужица. А я, став пылинкой и надев крохотный акваланг, нырнул в необъятное Снеговиковое море.

Не зря я побаивался: в море жили чудовища! На меня надвигалась гигантская — с карусель! — черепаха. Странная черепаха, прикрытая панцирем только сверху. Снизу у неё шевелились шестьдесят пар ног-вёсел, а позади тянулся длинный-предлинный хвост.

Я спрятался за огромной чёрной скалой: это был уголёк из глаза снеговика. Но и там притаилось чудовище, ещё более страшное, чем многоногая черепаха. Больше всего оно было похоже на креветку, сделанную из прозрачного розоватого целлофана. На креветку размером с кита! Членистое тело трепетало, переливалось и колыхалось, как ртуть. А бесчисленные ноги-лопаты загребали и загребали воду, гнали её прямо в рот. И всё, что было в воде съедобного, всё увлекалось в ненасытную глотку. Туго набитые кишки тёмными колбасами виднелись в прозрачном теле." Нет, я не хочу очутиться там!

Очнулся я только на берегу. Тут чудовища были уже не страшны: ведь я уже перестал быть пылинкой. И всё же они были там, сказочные щитни и жаброноги, обитатели снеговых луж.