Рулевой замешкался. Он сбивчиво повторил команду, но с мостика не донеслось замечания.
«Ну-ну…» — это было все, что я услышал от Командира. Последнее слово было произнесено протяжно. Немного информации, но достаточно предположить, что это был почти выговор.
Я сжал зубы и пожелал ему все сделать правильно. Но ведь он же был старым лисом, поднаторевшим в переигрывании противника, крейсировавшим у них под носом, подставляя узкий силуэт лодки и скрываясь на темном фоне. Старик знал свое дело.
Старший помощник шумно потянул носом и выдохнул через рот. Должно быть, он собирался что-то сказать, но не сделал этого. В такой же ситуации он бы совершенно потерялся. Никакие курсы управления кораблем не подготовят к тому, что сейчас делал Командир. Мы прокрадывались сюда на наших электромоторах. Проблема заключалась в том, что нам приходилось выбираться на одном шумном дизеле. Наша попытка проникнуть в Средиземное море провалилась.
Непроизвольно я тоже засопел носом. Вероятно, мы все немного простудились. Я поставил левую ногу на нижнюю ступеньку трапа, в стиле завсегдатая баров. Старший помощник сделал то же самое — поставил правую ногу.
Голос мичмана был неразборчив. Я не мог расслышать и половины его докладов. «Объект слева по борту… Зеленый огонь объекта пеленг три-ноль… приближается…»
«Похоже на Ваннзее воскресным днем,» — произнес голос позади меня. Младенчик. Пусть он играет железного человека для своего самолюбия — он никогда меня не одурачит снова. Я всегда буду видеть его забившимся в угол дивана, обнимающего нашу собачку-талисман.
Он подошел ближе, судя по его дыханию.
Центральный пост становился популярным местом. Понятно было, что вахта внизу постарается избегать удаленных уголков подводной лодки. Все, кто мог, придумали предлог для того, чтобы оказаться возле нижнего люка. Полумрак милосердно скрывал черты моряков. Несмотря на шум двигателя, я четко расслышал шипение из воздушного баллона чьего-то спасательного снаряжения. И еще шипение. По крайней мере двое готовились покинуть корабль.
Сама мысль об этом заставила мое сердце биться сильнее. Если нас заметят, у нас не было шансов уйти на глубину.
Путаная последовательность команд на руль: «Руль на левый борт — на правый — прямо руля — так держать — руль право на борт!» Командир крутил подлодку и так, и эдак.
Казалось невероятным, что нас все еще не заметили и не прикончили, что британцы не объявили всеобщую тревогу и не обложили нас всеми доступными им кораблями. Кто-то наверняка должен был слышать или видеть нас — не могут же все они спать? Или шум нашего двигателя был благословенным прикрытием? Быть может, команды на патрульных кораблях принимали нас за британскую подлодку? У британских подлодок боевая рубка имела другую форму. Да, сказал я сам себе, но только в профиль. Между одним узким силуэтом и другим будет немного разницы.
Снова резкое шипение воздушного баллона. Если бы только нам не надо было прыгать в воду…
Я ослабил колено своей опорной ноги, как будто бы это могло уменьшить вес моего тела и облегчить корабль.
А что, если появится другой самолет?
Но это не было обычным патрулем — нас заметили и взяли в клещи. Они ждали нас. На эту ночь ничего не было запланировано, так что самолет останется на своей взлетной полосе.
Мы стояли здесь, два вахтенных офицера и я, едва осмеливаясь дышать. Я мог ясно представить себе размытые формы отдаленных кораблей, сходящихся в одно место, поворачивающих, растущих в размерах, уменьшающихся, исчезающих.
Мне страстно хотелось услышать следующую сводку новостей с мостика.
Второй помощник прочистил горло. «Все по порядку,» — хрипло произнес он. «Я так думаю, что мы направляемся на запад, чтобы отойти подальше».
Командир ничего не говорил пять долгих минут. Я мысленно представил себе карту. Да, лучше обойти подальше к западу и избежать движения вокруг мыса Сан-Винсент.
Если бы мне только можно было подняться на мостик и смотреть, смотреть, СМОТРЕТЬ!
По крайней мере небо сжалилось надо мной. Через просвет в облаках виднелись несколько звезд, качавшихся туда-сюда в отверстии верхнего люка. Мне хотелось знать, как они называются. Мичман наверняка должен знать, но он был на палубе.
«Руль лево двадцать — держать курс два-семь-ноль».[66]
Через минуту рулевой доложил: «Курс два-семь-ноль».
Я уже привык к шуму двигателя. Он стал меньше действовать мне на нервы.
«Время?» — запросил вниз Командир.
Рулевой сверился с часами. «21:30, господин Командир».