Выбрать главу

— Сколько времени осталось до прохождения конвоя?

— От силы полчаса.

— Значит, времени в обрез?

— Да.

— А не опасно ли нам находиться рядом с ней? Что, если самолет вернется с новым грузом бомб?

Конда пробурчал:

— Дальность полета не позволит. Самолет не вернется. У него кончились и бомбы, и бензин. Теперь наш черед. А что? Страшно?

Молчание.

***

Образовавшие кольцо спутники с ожиданием смотрели на Конду, и с ними Алита. Четырнадцать мужчин. Шесть женщин. У мужчин за четыре-пять месяцев отросли бороды и стали длинными и косматыми. Бледные водянистые лица с решимостью в сжатых челюстях и стиснутых кулаках. Все они собрались как осколки океанского кошмара. Белесые не-мертвецы, вдыхающие воду, думающие немые думы о штормовой ночи, когда «Атлантик» был торпедирован и потоплен с ними всеми на борту, кричащими, попавшими в западню.

— Нам было не суждено, — сказал угрюмый Конда, — попасть туда, куда мы направлялись, исполнить то, что нам было предписано. Но мы будем продолжать свое дело, пока идет война, потому что это единственное, чем стоит заниматься. Я не знаю, каким образом мы живы или что дает нам жизнь, кроме этого стремления сражаться, мстить, побеждать, а не валяться на коралловых рифах и кормить акул…

Алита слушала и содрогалась. Почему она до сих пор жива и плавает на глубине сорока саженей?

И тут она догадалась. В ней словно внезапно вспыхнул огонек. Она жива, потому что любит Ричарда Джемсона. Она жива просто потому, что его корабль может скоро снова пройти здесь, как три недели назад, возвращаясь из Англии. И она сможет увидеть, как он курит трубку, облокотившись на поручни, и все еще живой пытается улыбаться.

Она жила ради этого. Ради того, чтобы оберегать его жизнь в каждом походе. Как и у остальных, у нее была цель — жгучая, неутолимая, гнетущая — не дать новым жертвам пополнить их ряды таким же кошмарным способом, как на «Атлантике». Пожалуй, этим все и объяснялось. У нее была веская причина, чтобы двигаться, и Господь наделил их всех движущей силой среди этих поросших водорослями равнин и ущелий.

— Значит, — раздалась в мозгу тяжеловесная мысль Конды, — займемся немецкой подлодкой. Ее нужно вывести из строя раз и навсегда. Нельзя оставлять ее здесь, когда подойдет конвой. Алита…

Алита вздрогнула, погруженная в свои мысли, и зашевелила бледными губами.

— Да?

— Ты знаешь, что тебе делать, Алита? А… ты, Элен?

Элен подплыла, мечтательно засмеялась в ответ, разжала белые пальцы и снова стиснула в кулак.

— Алита, Элен, приступайте. Остальным — занять места вокруг лодки. Джонс и Меррит, попытайтесь заклинить торпедные люки. Актон, займитесь приемными клапанами. Симпсон, вам поручаются палубные пушки. Хайнс, вы с остальными сделайте все, что можно и нельзя, с перископом и боевой рубкой.

— Есть, сэр!

— Если справимся, это будет уже наша шестая…

— Если, — перебил Конда.

— Алита постарается ради нас, правда, Алита?

— Что? А, да. Да! Конечно! — попыталась улыбнуться она.

— Отлично. — Конда оглядел всех вокруг. — Рассредоточиться и двигаться к лодке под дымовой завесой. Развернуться в боевой порядок!

***

Не проронив ни слова, соратники, разбившись на двойки и тройки, поплыли к коралловому рифу, обогнули его, затем припали ко дну, набрали полные пригоршни ила и замутили им воду. Алита тащилась вслед за ними, холодная, усталая, недовольная.

Подводная лодка распростерлась на грунте, как стальная акула, темная, настороженная, беззвучная. Сонные водоросли качали вокруг нее ветвями. На нее с любопытством глазели голубые рыбы и суетливо уплывали восвояси. Косые лучи солнца падали на нее сквозь толщу воды, касаясь ее серого тулова и придавая ей доисторический первозданный вид.

Мутная пелена поднималась по мере того, как люди Конды приближались, окружая лодку. Во мгле стремительно трепыхались мучнистые, бледные нагие тела.

Стылый сгусток сердца сжался в груди у Алиты, перегоняя соленую воду по артериям и отчаяние по венам. Всего в паре футов от нее в илистой мгле лежала железная утроба, в недрах которой шевелились живые великовозрастные младенцы. А по эту сторону, в холодных глубинах — ничего живого, кроме рыб.

Конда, Алита и прочие — не в счет.

Подлодка — стальное брюхо вынашивала этих людей, не давая им захлебнуться в неистовых водах. Всего несколько дюймов металла, а какая разница между их розовой плотью и ее бледным телом, жизнью и не жизнью, смехом и плачем. А воздух внутри лодки! Вот бы глотнуть его снова, как в те стародавние времена — всего несколько недель тому назад. Вот бы вдохнуть его и выдохнуть вместе с речью! Вот бы снова заговорить!