(Вообще-то, я упомянул здесь этот эпизод вовсе не для того, чтобы показать себя героем, спасшим положение. Каждый человек из нашей команды проделал множество подобных дел, которые, вместе взятые, помогли нам выжить. Я рассказал об этом только лишь по той причине что мне тогда это запомнилось).
К полуночи мы отошли на безопасное расстояние от наших охотников. Быстро посмотрев в перископ, мы всплыли на поверхность, чтобы пополнить баллоны воздухом и зарядить батареи. И будучи на поверхности, получили сообщение, предписывающее Жеху и еще четырем нашим коллегам встретить лодку снабжения на позиции Blu 2860. Штабквартира еще и не подозревала о наших изменениях в командовании. Вскоре, однако,сигнал преносимой по воздуху радиолокационной установки с нашей базы на острове Наксос заставил нас вновь уийти на глубину. Всю ночь и большую часть следующего дня мы подвергались непрекращающимся атакам бомб и глубинных зарядов, бросаемых вездесущими бомбардировщиками и их друзьями эсминцами. Среди некоторых членов команды долго существовала привычка сохранять этикетку номера глубинной бомбы, сброшенной на нас, но в этом случае даже самые добросовестные коллекционеры сбились со счета, так много взрывов нам пришлось вынести. Уверен, их было более 300.
К сожалению, непродолжительного времени нашего пребывания на поверхности было недостаточно, чтобы полностью наполнить баллоны воздухом. И, как следствие, через пять часов прибор индикации уровня кислорода показал, что мы вдыхаем смесь, опасно пересыщенную углекислотой. Шумы пропеллеров, пенившихся над нами, исключали всякую возможность подняться на поверхность. Наша лодка была оборудована приборами восстановления кислорода, но в батареях не доставало энергии для того, чтобы использовать их сколько-нибудь продолжительное время. И чтобы не задохнуться, мы вынуждены были достать личные аварийные респираторы. Затем всем, кроме дежуривших на наиболее важных постах, было приказано лечь и не двигаться, чтобы сохранить кислород. Все мы терпеть не могли одевать эту дрянь! Хомутик оборачивался вокруг ваших ноздрей, чтобы защитить нос, а затем вы всасывали воздух через шланг. Они никогда не работали как положено, и через некоторое время калийный состав внутри начинал нагреваться, как маленькая печка.
Казалось, прошла целая вечность прежде чем звуки пропеллеров отдалились от нас настолько, чтобы мы могли всплыть. Металлический щелчок верхнего люка, когда он, наконец, открылся, звучал для меня столь же прекрасно, как и звон рождественских колоколов. Дизельный воздухозаборник был включен, и наши каретки начали втягивать удивительно прохладный, укрепляющий воздух в лодку. Вы не можете себе представить, какой великолепной иногда может казаться такая простая вещь, как воздух человеку, которому несколько часов приходилось дышать с помощью этих удушающих приборов.
Наконец-то мы, избавившись от сонливости, симптома отравления углекислым газом, вновь стали собой. Мы молились, чтобы никогда больше нам не пришлось дышать через эти респираторы. Простое воспоминание о них и по сей день приводит меня в ужас.
Следующие несколько дней прошли без происшествий. На поверхность мы поднимались только ночью и совсем не видели солнца. Море было спокойно, и так как шум глубинных взрывов доносился до нас издали, мы думали, что наши шансы вернуться в Лорьян увеличиваются. Наверное, мы себя обманывали, но все мы были молоды и уверены в себе. На подводной лодке надо быть оптимистом, потому что пессимисты кончают здесь так, как Жех. А кроме того, мы были полны уверенности в нашем действующем командире, оберлейтенанте Пауле Мейере. И хотя он не кончал командирских курсов, он, казалось, знал свое дело, а так же понимал, что мы знаем свое. Мы так выполняли свои рутинные обязанности, что ему ни слова не приходилось говорить. Конечно, мы докладывали ему о том, что было сделано, но он доверял нам самим делать то, что было необходимо на наш взгляд. Наш мрачнолиций инженер Раккун - совсем другое дело. Он, очевидно, все еще находился в шоковом состоянии после смерти Жеха, его ангела-хранителя. И только по прошествии времени он понял, что мы были профессиональной командой, и что наши шансы выжить увеличились с тех пор, как Мейер принял командование. И в это время он тоже начал обретать уверенность в нашем спасении. Прямо перед рассветом 30-го числа, мы послали FT-сообщение 2-й подводной флотилии и командному штабу Деница. Мы известили их о смерти Жеха и о нашем намерении вернуться на базу. Они были очень обрадованы вестями от нас, так как наша лодка была официально объявлена пропавшей. К несчастью, враг перехватил наше сообщение. Вооруженные нашими секретными кодами и великолепной службой радиосигнальной трансляции, союзники могли вычислить наше местоположение с точностью до одной морской мили в радиусе. В результате на следующее утро мы страдали от следующей тяжелой долбежки этими разрушителями. Концерт ударных инструментов, который они исполняли на нашем корпусе, продолжался 8 часов. Я лично насчитал 150 взрывов. И снова наша удачливая старушка U-505 победила превосходство сил.
Когда мы приблизились ко входу в Бискайский залив, погода значительно испортилась. Нашей лодке буквально приходилось пробивать себе путь сквозь огромные разбивающиеся волны. Условия были настолько ужасны, что вахту на мостике пришлось сократить до 30-ти минут - физического предела человеческой выносливости в условиях такой болтанки. Гигантские волны разбивались о мостик, заливая через люк боевой рубки больше воды, чем я когда-либо видел. Временами боевая рубка заполнялась соленой морской водой на несколько футов. А в рубке управления насос едва справлялся с притоком трюмной воды. Выполнение своих обязанностей, когда лодку кидало и швыряло так жестоко, оказалось непростой задачей. Даже тогда, когда мы фактически не были на дежурстве, мы все равно были заняты, вычищая бинокли и смазывая противосамолетное оружие. Бедные торпедные механики изо всех сил старались сохранить свои торпеды сухими, так как новые программируемые модули были вполне способны взорваться от короткого замыкания. Мы все почувствовали облегчение, когда наши батареи достаточно зарядились для того, чтобы мы могли погрузиться.
Как раз во время одного из таких погружений я вновь попал в неприятную историю с одним из офицеров.
В ночь 31-го октября мы шли на глубине 120-ти метров, когда корабельный Доктор появился в рубке управления. Все остальные пытались урвать несколько минут столь необходимого нам сна, и потому Квэк имел все возможности, чтобы позволить себе пофантазировать, представляя себя настоящим подводником.
Он уселся в похожее на мотоциклетное кресло офицера, контролирующего глубину, и начал раздавать приказания операторам по погружению. Лодка начала метаться то вверх то вниз, как дельфин, в то время как Доктор забавлялся у рычагов управления. Команда рубки обменялась взволнованными взглядами, но так как он не подвергал лодку серьезной опасности, мы продолжали подыгрывать его непозволительному фиглярству. Но тут, однако, он приказал мне выпустить 25 литров дифферентного балласта со сжатым воздухом. Я прекрасно знал, что открытие клапана уменьшения давления при давлении воды свыше 130-ти атмосфер произведет громкие жужжащие и пищащие звуки, которые будут слышны на много миль вокруг. Через минуту раздумий я сказал ему, что я не подчинюсь его приказу. Он во второй раз велел мне продуть балласт, и снова я отказался это сделать. Лицо Доктора запылало гневом: