Обедали не сходя со своих мест. Кок и его помощник быстро разнесли пищу по отсекам, выслушивая похвалы проголодавшихся подводников.
— Настоящий боевой обед, — не преминул оценить работу кока и Трапезников.
— Тинико лучше готовит, с сацабели, — не без иронии бросил кок и поспешно ушел из отсека.
— Ну ты, знаешь, не заговаривайся! — вырвалось у Трапезникова. Он, видимо, был рассержен шуткой кока.
— Тинико, насколько мне известно, женское имя. Почему же это вас обидело? — заинтересовался я. — Или это секрет?
— Не обидело, товарищ командир, но... я так... Кок... он не в свое дело лезет, — матрос густо покраснел.
Я не стал его расспрашивать, хотя упоминание о неизвестной девушке заинтересовало меня.
— Обед действительно вкусный, — я передал пустую посуду матросу, исполнявшему обязанности вестового.
— По-моему, обед обычный, — возразил Поедайло. — В приличном ресторане его бы постеснялись подавать...
— Там варят без глубинных бомб, — подхватил Трапезников, немало обрадованный новым направлением разговора.
— И без болтов, — механик вытащил из своей миски стальной болт. — Черт знает что такое. Вызовите кока в центральный пост!
Кое-кто прыснул. Вид у механика был суровый.
— Почему борщ варите с болтами? — строго спросил механик, когда кок появился в отсеке.
— Во-от он где! — расплылся в улыбке кок. — Это же от компрессора. Вот обрадуется старшина. Он его искал, искал. Проклятой бомбой... той, которая нас чуть не утопила, как шибанет! Мы искали, искали, а он, оказывается, в кастрюле... Вот хорошо, а то компрессор проволокой повязали, работает, но...
— Какой компрессор? Какой болт? А куда он дел запасные части? Разрешите, товарищ командир, схожу посмотрю. Это же важный механизм, а они... проволокой...
— Пусть доложит старшина, зачем вам ходить. Работал же компрессор, значит, держит проволока, — возразил я, едва сдерживая смех.
— А болт чистый был, товарищ командир, я его сам только утром, во время приборки, чистил, — заговорил кок. — От него в суп грязь не могла попасть... ну, если только смазка там.
— Да, ничего себе... специя, смазка от болта, — вставил Трапезников.
— Ничего, ничего. Значит, болт пошел впрок: все говорят, что борщ хороший. А плов тоже с болтом? — взял я тарелку в руки. — Или второе блюдо уже без всякой приправы?
— Никак нет, товарищ командир. Плов во время бомбежки был закрыт. Разрешите идти? — кока, очевидно, обидел общий смех, вызванный моей шуткой.
— Вы смеетесь, а не думаете над тем, что он храбрее вас обоих, — начал молчавший все время боцман, как только кок вышел из центрального поста. Он обращался к Трапезникову и Поедайло. — Кругом рвутся бомбы, а он готовит обед. Не рассуждает, как некоторые, а делает свое дело. Не рычит: «Бомбы, бомбы», а готовит обед! Понятно?
— Да мы не зло смеемся...
— Еще бы зло смеяться! — посуровел Халилов. — Я бы вам посмеялся зло. Ишь ты! Не зло смеются. Кок у нас очень добросовестный матрос. Он поварские академии не кончал. Сам все по книжечкам разным изучает. Ты говоришь, в ресторане постеснялись бы подать, а я говорю, не постеснялись бы. Лучшего борща не приготовишь... У тебя, Поедайло, аппетита нет, ты переволновался от испуга...
— Конечно, я не храбрый, — обиделся Поедайло, — но...
— Не только ты, мы все не такие уж храбрецы, — не дал договорить боцман. — Мы бы лучше на свадьбе погуляли, чем зайцами бегали от бомб. Но раз надо... раз надо, так будь мужчиной, умей держать себя. Вот хитрость в чем заключается...
Боцман еще долго поучал бы матросов, но ему помешал помощник командира, который доложил мне об окончании обеда и готовности корабля к всплытию.
Оторвавшись от грунта, мы медленно пошли вверх, удифферентовывая подводную лодку.
Наконец приборы показали перископную глубину, а я смог поднять на поверхность находившийся в бездействии долгие часы перископ.
Ясный, безоблачный летний день клонился к вечеру. Солнце висело над низменным морским побережьем. На море был полный штиль, но поверхность моря рябило легким дуновением вечернего ветерка.
При предварительном осмотре на горизонте не было замечено ничего. Но едва я перевел окуляр перископа на «Увеличение», как прямо по корме заметил два небольших буйка с яркими бело-красными вертикальными полосами. Буйки находились на небольшом расстоянии один от другого и внешне были совершенно одинаковы. «Наша могила», — мелькнула мысль. Возле буйков плавали обломки деревянных предметов, куски пробки и еще что-то. По всей вероятности, глубинные бомбы с катеров попали в один из потопленных транспортов, которыми этот район был усеян довольно густо. На поверхность поднялись обломки, и признаки гибели подводной лодки были налицо.