Осветительные лампочки полопались, и в лодке на некоторое время воцарилась темнота.
— Включить аварийное освещение! — скомандовал механик.
— Спокойнее! — была первая команда, которую я подал в центральный пост. — Держать заданную глубину.
Из отсеков доложили, что основные механизмы не повреждены, а несерьезные повреждения устраняются. Лодка продолжала выполнение начатого маневра.
— Справа сто, охотник быстро приближается! Пеленг быстро меняется на нос! — взволнованно докладывал гидроакустик.
Лица подводников обратились в мою сторону. Все ждали, какое решение я приму.
Переговорная труба из боевого поста гидроакустика выходила прямо в отсек, и все находившиеся в нем были в курсе событий.
— Сейчас будет очередная серия бомб, объявить по отсекам! Внимательнее! — как можно спокойнее скомандовал я.
Очередная атака врага, по моим расчетам, должна была окончиться неудачей, катер шел явно мимо нас.
И действительно, через минуту справа по носу раздались новые взрывы. Мы оказались вне зоны поражения, даже на значительном удалении от места бомбометания.
— Объявить по отсекам — нас преследуют два катера, — приказал я. — По одному разу они нас уже пробомбили. Можно ожидать еще две атаки. На большее у них глубинных бомб нет!
Люди приободрились, хотя нас должны были «угостить», по крайней мере, еще двумя сериями бомб, если враг не решил перейти к атакам одиночными бомбами.
Наш курс лежал теперь в сторону берега, а катера ходили по корме. Они, видимо, потеряли с нами контакт и прощупывали гидроакустическими приборами весь район. Мы шли малым ходом, чтобы издавать минимальные шумы и в то же время ускользать от настойчивого преследования врага.
Шум катеров в конце концов перестал прослушиваться, и я был склонен считать, что мы обманули противника. Однако это оказалось далеко не так.
— Курсовой сто сорок пять, правого борта катер, — не дал сыграть отбой боевой тревоги гидроакустик. — Шум отдаленный, но приближается!
Полагая, что катера возвращаются в свою базу, мы решили отвернуть влево. Однако катер тоже повернул за нами. Вскоре появился и второй охотник. Нас снова преследовали.
В этих условиях идти в сторону берега было для нас невыгодно. Лучше было отходить в открытое море, в сторону больших глубин, подальше от мест базирования катеров-охотников. Но любой поворот был невыгоден для нас, так как это облегчало врагу возможность немедленно атаковать лодку.
Мы продолжали двигаться, сопровождаемые фашистскими катерами. Охотники применили тактику, уже знакомую нам по первой встрече с ними. Они шли за нами примерно на одних и тех же кормовых курсовых углах, внимательно наблюдали за каждым нашим изменением курса, но в атаку не выходили.
— Товарищ командир, — доложил штурман, — по моим расчетам, мы подходим к району, где атаковали торпедами транспорт. Глубины здесь небольшие...
И тотчас же гидроакустик доложил, что правый катер приближается к нам.
— Пеленг медленно идет к носу! — после небольшой паузы добавил он.
Охотник выходил в бомбовую атаку. Теперь все зависело от того, как быстро подводная лодка сумеет изменить курс и глубину погружения.
Подаваемые команды исполнялись с такой четкостью, словно о них было известно заранее. Едва успел произнести приказание, как моторы работали уже на полный ход, руль был положен на борт и стрелка на глубиномере показывала метр за метром увеличение глубины погружения.
«Десять... двадцать... тридцать градусов...» — насчитал я, глядя на циферблат репитера рулевого, прежде чем справа по носу послышался знакомый гул мчавшегося полным ходом катера.
Три взрыва с еле уловимым интервалом, словно спичечную коробку, подбросили подводную лодку. На мгновение показалось, что мы поражены бомбой.
На этот раз вражеская атака причинила нам довольно серьезные повреждения. В торпедном отсеке лопнул шов корпуса, и забортная вода поступала внутрь подводной лодки; в дизельном, электромоторном, аккумуляторном и частично в других отсеках были разрушены, сдвинуты с фундаментов и выведены из строя многие механизмы.