Уходить было некуда. Глубина в бухте — 16 метров. Мы заполнили цистерну быстрого погружения, чтобы стать тяжелее, дали полный ход и развернулись, стремительно погружаясь в глубину. В отсеках раздался оглушительный грохот. Нас затрясло и стало подбрасывать. Это лодка пузом пошла по подводным камням.
Остановили машины, включили механизмы и стали ждать.
Нас бомбили. Вначале очень глупо — там, где мы выскочили на поверхность.
В воде всё хорошо слышно. Мы узнали по шуму винтов, какой и куда идёт корабль, что он собирается делать и где сбросит свои глубинные бомбы.
Видно, и противник понял, что делает глупость. Полтора часа стояла тишина. Полтора часа мы дышали, надеясь, что это не последний вздох.
Но вот мы услышали шум винтов тральщика. Он шёл не спеша и, видимо, описал не один круг, прежде чем приблизиться к нам. Наверное, тральщик был вооружён металлоискателем. Что-то звенело, приближаясь к нам, наконец звон стал сильным и отчётливым, как у будильника в изголовье. Тральщик застопорил машины и остановился над нами. Потом, словно человеческой рукой, он постучал по нашей палубе. Это с тральщика опустили ручной лот — шнур со свинцовым грузом на конце — и простукивали нас сосредоточенно и деловито, как врач больного. Затем тральщик загудел машинами, отошёл в сторону, снова вернулся и простучал нас с носа до кормы и с кормы до носа.
Прерывисто дыша, мы задирали головы, прислушиваясь к стуку. Он прекратился. Тральщик ушёл. Потом приблизился шум винтов охотника. Охотник тоже спустил лот и тоже постучал по палубе. Затем дал задний ход, разбежался и начал швырять глубинные бомбы.
Наверное, это единственный в истории случай, когда малая глубина спасла подводную лодку. Охотник не мог бомбить с места: на такой глубине он сам бы разлетелся вдребезги от взрыва. Ему приходилось бросать глубинные бомбы с ходу, и он «мазал».
Стеклянные плафоны электрических ламп ударной волной срезало как бритвой. После каждого взрыва через входные люки в отсеках брызгала вода. От ударов за счёт собственной упругости тяжёлые крышки люков подпрыгивали и пропускали воду.
Как мы тогда завидовали солдатам на фронте. Они могли подняться во весь рост. Они могли стрелять во врага. Они могли плюнуть ему в лицо. Мы ничего не могли. Мы не знали, что у нас цело... И вообще, что такое мы — уже не ощущали.
Всё хрупкое и стеклянное разлеталось в пыль. Срывало механизмы с фундаментов...
Охотник остановился над нами. Опять озабоченно постучал и снова начал бомбить с разбегу.
Так длилось часов шесть. Потом опять стало тихо. Через час подошли два буксира, волоча что-то тяжёлое. По правому борту заскрежетало громко и противно, словно неумелый слесарь пилил железный лист тупой ножовкой.
Мы догадались, что это кусок стальной сети. Запасной сети от входных бонов. Её наспех притащили сюда, чтоб обозначить место нашей гибели. Буксиры поставили сеть и отошли.
Наверху была ночь. В отсеках тоже. Мы освещались карманными фонариками, так как другое освещение — нормальное, боевое и аварийное — уже давно вышло из строя. И люди и механизмы были неподвижны и безмолвны.
Командир повернулся к механику, спросил, чуть разжав губы:
— Система всплытия у нас цела?
Механик дёрнул плечом:
— Откуда нам знать, что у нас цело?
— Проверьте.
И механик с замполитом пошли по отсекам, проверяя каждый то, за что отвечал.
Спустя полчаса механик вернулся в центральный пост и доложил, что в отсеках немного воды, механизмы контужены, а исправность системы всплытия он не может определить.
— Дизеля как?
— Лишь бы гребные винты были целы, — ответил механик.
Мы решили всплывать. Всплыть для того, чтобы глотнуть свежего воздуха и погибнуть в бою. Мы думали только об одном: успеть выстрелить во врага хоть один раз...
Командир с инженером-механиком долго совещались о том, как всплывать: с ходом или без хода. Они знали, что от их решения зависела наша судьба. Всплыви мы с ходом — нас тотчас бы расстреляли. Рядом с нами была поставлена противолодочная сеть с отличительными огнями. Чуть тронувшись, мы потащили бы огни за собой и выдали себя. Стоявший у берега сторожевик всю ночь наблюдал за огнями, и от его пушек не отходили комендоры.
— Всплывай без хода, — сказал командир, — и сразу оба дизеля на самый полный. Выдержат без прогрева?
И мы всплыли, но как? В трубах свистел сжатый воздух. Они покрылись инеем. А лодка задрала нос кверху и стояла, зацепившись кормой за камни.