— Как знаешь. Я их тоже ненавижу, — согласился оператор, опуская камеру.
Мужчины в черных костюмах неторопливо прошли мимо журналистов, сели в машину и уехали.
Глава 4
Луна то и дело стыдливо пряталась за низкие рваные облака — словно мусульманка, прикрывавшая лицо от взглядов посторонних мужчин. Ветер шевелил ветви деревьев, раскачивал широкие пальмовые листья. В темноте между саманными домами рыбацкой деревни бесшумно сновали коты. Редкие огоньки в окнах свидетельствовали, что еще не все улеглись спать. Закрытые ставни первых этажей, замкнутые двери. Жители не осмеливались в такое позднее время выходить на улицу. К чему искушать судьбу? Времена-то неспокойные.
Дом братьев Аднана и Абдула стоял ближе других к морю. Сын Аднана — четырнадцатилетний Фераз — как раз вскипятил воду и заваривал чай. Женщин в доме не было. Их с маленькими детьми еще полгода тому назад отправили к родственникам в Эль-Мирим. Братья сидели во дворе под навесом, увитым виноградными лозами.
Аднан совсем недавно вернулся из повстанческого отряда, где встречался со своим товарищем, бывшим артиллеристом. Выглядел любитель дайвинга возбужденным, его глаза горели в темноте, как у кошки. Старый ржавый мопед с еще горячим мотором стоял у стены. Приехал он уже без снаряда, поднятого с затонувшего «Вест Стар». Возбуждение Аднана передалось и Абдулу.
— Он, не торгуясь, представляешь, совсем не торгуясь, дал мне за снаряд сто баксов! — Дайвер в блаженстве прикрыл глаза.
— А сколько этих снарядов под водой? — Абдул уже приготовился множить в уме на сто.
— Под водой… — вздохнул Аднан, — под водой их тысячи. Может, десятки тысяч, я не знаю. Но ты же должен понимать, что каждый из них не стоит ста долларов.
— Почему же один стоит, а два уже не стоят? — удивился более простоватый брат.
— Вот представь, что ты выехал на базар продавать, скажем, финики.
— Я финики не продаю.
— Ну тогда представь, что ты поймал тунца и приехал его продать.
— Это можно, — согласился Абдул.
Фераз поставил на невысокий столик большой чайник и три чашки.
— Отец, дядя, чай уже готов, — напомнил он.
— Разливай, — предложил Аднан и тут же вернулся к прежней теме: — Итак, ты приехал на рынок с тунцом. Но и другим повезло в этот день. Тунца на базаре много, а покупателей мало. Что ты станешь делать?
— Придется снизить цену.
— А если тунец только у тебя, а покупателей много?
— Я устрою настоящий аукцион и продам его дороже, чем собирался, — радостно заявил Абдул.
— Вот видишь, — засмеялся Аднан. — Если мы приходим с тысячами снарядов, то и цена падает.
— Не может один снаряд стоить сто долларов, — уверенно сказал Фераз.
— Почему, сынок?
— Тогда бы никто не стрелял.
Такой ответ подростка заставил взрослых мужчин рассмеяться.
— Ты прав, — Аднан потрепал сына по плечу. — Но этот снаряд какой-то секретный или экспериментальный. Так мой приятель сказал. Он в этом разбирается. Короче говоря, мы с их командиром Надимом Аль-Хитабом, — это имя Аднан произнес с почтением и придыханием, — договорились так. Я показываю ему точное место, где затонуло судно, и получаю за это двадцать тысяч долларов. Вот тогда мы и будем в расчете.
— Сколько? — вырвалось у Абдула.
— Двадцать тысяч, — с гордостью сообщил Аднан.
Для Сирии в эти тревожные времена такая сумма была просто шальными деньгами, о которых не всякий мог и мечтать. Глаза у Абдула широко раскрылись.
— Мы станем богачами.
— Это еще не все, — самодовольно произнес Аднан. — Как я понимаю, своих водолазов у Надима Аль-Хитаба нет. Поэтому за помощью, чтобы поднять груз, он будет вынужден обратиться ко мне. А это только за отдельную плату.
— Ты хотел сказать «обратиться к нам», — уточнил Абдул.
— Можно и так сказать, — согласился дайвер, — к нам троим. Фераз тоже толковый помощник.
Мальчишка присел возле отца, отхлебнул успевший слегка остыть чай. В темноте стрекотали цикады. Луна вынырнула из-за туч и осветила тесный внутренний дворик. Вдалеке послышался шум автомобильного мотора. Он приближался.
— В деревню едут, — определил на слух Аднан.
Вскоре за воротами скрипнули тормоза, двигатель стих, хлопнули дверцы. Затем раздался требовательный стук в ворота. Братья переглянулись. Обычно в такое позднее время не заходили даже соседи. Существовало что-то вроде негласного договора — с наступлением темноты в гости не ходить. Мало ли кого занесет во внеурочное время.