А я теперь никак не могу выкинуть ее из головы. То чувство, когда ее длинное, стройное тело лежало на мне, а мои руки гладили ее плоский животик...
Прежде чем умру, должен еще хоть разок это прочувствовать, принимаю решение я.
Но затем вспоминаю о Уиллоу. Она тоже была здесь, на моей кровати, вот буквально вчера. Она сидела на краю и слушала, как я играю новую написанную мною мелодию — банальную глупую песню, которую я с трудом сочинил.
Но Уиллоу все равно поаплодировала и похвалила ее. А я просто сидел рядом, покрасневший от смущения и гадал, не притворяется ли она.
Интересно, чтобы она подумала, если бы узнала, что одна из самых красивых девушек школы, оседлала меня. Айви гладила меня и целовала. Целовала! Внезапно мне становится дурно от этой мысли.
Но с чего вдруг мне стало плохо? Ведь мы с Уиллоу не встречаемся. А ведь речь идет о Айви Йохансен — все студенты мужского пола в школе Кристал Фоллз дали бы мне медаль, если бы знали об этом. Так с чего вдруг это чувство вины?
Потому что я влюблен в Уиллоу, доходит вдруг до меня.
Мне как-то не по себе даже думать об этом. Если уж на то пошло, то мы стали друзьями только в прошлом году. Я с ней даже еще не целовался. Но я влюблен в нее, уверен в этом.
Иначе, зачем бы я хранил все потерянные ею заколки-невидимки в ящике стола — те, которыми, она закалывает пряди, чтобы они не лезли ей в глаза, и которые я потом нахожу на кровати и на диване.
Я так и слышу голос Коула: Потому что ты долбаный чудила.
Может так и есть, но мне все равно. Я тянусь к ящику стола, но останавливаю себя. игр с тайными сокровищами недостаточно. Мне нужно поговорить с Уиллоу прямо сейчас. Но я боюсь звонить ей. Что не так? Почему она не пришла навестить меня?
Существует только один способ выяснить это.
Номер Уиллоу я знаю наизусть, поэтому забираю телефон к себе в комнату и набираю ее номер. Гудок следует за гудком. Я уже собираюсь повесить трубку, когда слышу голос Элейн.
— Алло? — запыхавшись, отвечает она.
Элейн — мама Уиллоу. Она ненавидит, когда к ней обращаются не по имени особенно, когда называют ее миссис Хэтауэй, что я выяснил при нашей с ней первой встрече.
— Избавь меня от этих миссис, и пожалуйста, никаких Хэтауэй, — строго сказала она.
Я тогда почувствовал себя смущенным. Но это длилось недолго, так как в остальном с Элейн очень легко поладить. Да, у нее странный взгляд на моду — она носит остроконечную обувь и узорчатые платья, в которых она слишком сильно похожа на ведьму-хиппи на мой вкус. Но Элейн мне все равно нравится. И Уиллоу считает, что и я нравлюсь ее маме. Что крайне немаловажно.
— Добрый день, это Кэллум, — нервно поздоровался я. — Уиллоу дома?
К счастью, женщина оказалась не в настроении поболтать.
— Одну минуту, — ответила она. Я услышал, как она положила трубку на стол и позвала дочь.
У них в доме всего один телефонный аппарат, поэтому обычно мне приходится ждать, пока Уиллоу ответит. По какой-то причине Элейн не одобряет телефоны, особенно мобильные.
Признаться, порой я гадаю, уж не из-за того ли это, чтобы она могла открыто контролировать личную жизнь Уиллоу. Хотя Элейн и клевая мама, когда речь заходит о ее дочери, она чересчур опекает ее.
— Кто звонит? — слышу я тихий голос.
— Не знаю, — шепчет в ответ Элейн.
Так, это странно. Элейн знает мой голос, и я же представился. Я снова чувствую себя крайне неуверенно.
— Привет?
Услышав голос Уиллоу, я сразу же чувствую себя лучше. На самом деле, у нее самый красивый девчачий голос, который я когда-либо слышал, от него я испытываю странную слабость, что-то сродни тем ощущениям, когда лежишь в шезлонге, разомлевший от солнышка.
Если бы Коул услышал мои рассуждения, он бы посчитал меня еще большим чудаком. Впрочем, он итак меня им считает.
Я начинаю жалеть, что мой мобильный не работает. Тогда я смог бы позвонить не из дома, например из кабины красного хэтчбека, где я, по крайней мере, чувствую себя нормально.
Но, увы, я застрял в этой странной незнакомой мне комнате, стою над изуродованным постером, с которого на меня смотрит глаз девушки.
— Привет, Уиллоу, — здороваюсь я. — Это я, Кэллум.
На том конце провода тишина.
— Кто?
— Кэллум, — повторяю я. Трубка в моих руках так дрожит, что я боюсь, что уроню ее. — Я только что вернулся домой. Но я себя не очень хорошо чувствую, честно говоря. Не знаю. Может быть, ударился головой или что-то в этом духе, но все так странно...
Пока говорю, мне снова становится больно от того, что Уиллоу не навестила меня в больнице. Но она порой такая робкая, что могла просто не решиться вмешиваться в семейные дела. Может, я сам во всем виноват.
Я рассказал ей о своей семье довольно многое, что не так уж хорошо. Возможно, она не захотела становиться свидетелем ссоры, которые случались между ее матерью и отцом, пока тот не ушел от них несколько лет назад.
— Погоди, ты Кэл Харрис? — уточняет она. — Из школы?
Что за вопрос? Из школы?
— Да, это я, — соглашаюсь я, неуклюже присев на край кровати. — Что-то не так?
— Ничего, полагаю, — невозмутимо говорит она. — Слушай, мне жаль, что с тобой приключилось все это, но если ты звонишь по поводу домашней работы, то я всю прошлую неделю болела, и понятия не имею, что задали...
Ушам своим поверить не могу.
— Уиллоу, — зову ее я и мой голос надламывается. — Это же я, Кэллум...
— Ага, я поняла, — отвечает она.
— Уиллоу, — умоляю я. Глаза у меня наполнились слезами. — Пожалуйста. Почему ты так себя ведешь? Я в беде! Мне нужна твоя помощь!
— Моя помощь? — повторяет она, и ее голос звучит удивленно. — Но почему именно моя?
— Потому что это я! — отвечаю я, потеряв терпением. — Ты не хочешь помочь мне?
— Ой, сам себе помогай, — отвечает мне, и бросает трубку.
Уиллоу. Повесила трубку!
Я сижу на кровати и слушаю гудки в трубке. Никогда я еще не чувствовал себя столь опустошенным. В конце концов, трубку вешаю и я.
Все это как-то неправильно, чересчур неправильно. Может мне стоит отправиться в больницу, но другая больница находится в соседнем городке или даже дальше. Интересно, удастся ли уговорить родителей поехать туда. Если это единственный способ, то я согласен посетить всех врачей, тогда у них не будет выбора.
Я открываю двери и слышу звяканье посуды в раковине и беседу родителей. Они разговариваю несчастными голосами — такие голоса у них были, когда отец все еще жил с нами. Я слышал их поздно по ночам, когда они думали, что мы с Коулом уже спим.
Боже, ненавижу такие голоса у них.
Я встаю и подхожу к столу. Выдвигаю старый вращающийся стул, на котором мы с Коулом проверяли друг друга, крутясь до тех пор, пока нас не начинало тошнить.
Сажусь на него и чувствую и как деревянные края, впиваются мне в ногу, сквозь истершуюся поролоновую подкладку. Стул не изменился. Он остался таким, каким я его помню.
Поворачиваюсь на стуле к столу и выдвигаю средний ящик. Как и всегда, там лежит аккуратно сложенная стопка старых школьных тетрадей, под которыми должна лежать моя секретная коробка из-под обуви, в которой я храню заколки-невидимки Уиллоу, среди прочих моих сокровищ.
Я вытаскиваю стопку тетрадей и кладу ее на стол. Коробка, к моему облегчению, на месте. Я снимаю крышку и кладу ее поверх тетрадей.
Поскольку верхний свет в комнате выключен, содержимое коробки видно плохо, и мне приходится наклониться и заглянуть внутрь.
Я сразу же понимаю, что содержимое коробки мне незнакомо. Теперь в обувной коробке лежат всего две вещи, которые я раньше никогда не видел.
Пачка денег, туго перетянутая резинкой.
И пистолет.
ГЛАВА 8
Мысль пустить себе пулю в лоб никогда не посещала меня, но именно она пришла мне в голову, когда я взял в руки тяжелый автоматический пистолет. Он настоящий, это я понял сразу же. Правда, я понятия не имел, заряжен он или нет.