Я быстро набрал на руку кольцами шланг-сигнал и вернулся к отверстию. Но что-то уже произошло с бревнами. Отверстие замкнулось. Пролезть в него было невозможно.
Я стал толкать бревна руками, но они не поддавались. Наверно очень сильно осели. Тогда я нажал на них изо всей силы плечом, и они пошатнулись. Обрадованный, я оттолкнулся ногами от края и, сев верхом на бревна, выехал из носка «кофейника».
Наверху обо мне уже беспокоились. Бадейка давно не работала, а я всё еще возился в колодце. Дядя Миша дергал за сигнальную веревку, приказывал выходить.
Но я решил сперва поставить на место отошедшие бревна, чтобы из носка «кофейника», вернее — из отверстия, образовавшегося между осевшими заводскими трубами, не сыпалась в колодец земля.
Теперь мне было известно, где верх и низ, где правая и левая сторона. Справа в стене был носок «кофейника», а слева — широкая речная труба.
Я поставил на место отошедшие бревна и натянул шланг. Но его где-то наверху заело. Я осторожно всплыл, легко ударившись обо что-то шлемом, и нащупал место, где был зажат шланг. Он тесно сидел меж бревен, как в прорези амбразуры дота. И как только его не раздавило! Я потянул шланг наружу, вывел его за концы бревен и нашел выход. То, что мне прежде преграждало путь, оказалось не стенкой, а старыми бревнами. Повидимому, они вышли из венцов сруба от ударов о них бадейки, когда поднимали грязь со дна.
Бревна раздвинулись. Вода уже тускло пропускала сквозь кофейную муть дневной свет, и я увидел весь ствол колодца.
Ну, наконец-то выбрался!
Но радовался я преждевременно. Мои испытания еще не кончились.
Когда я складывал в венцы преграждавшие мой путь бревна, то вдруг почувствовал, как что-то крепко схватило меня за шлем у затылка.
Я точно приклеился к стенке колодца Не понимая, в чем дело, я стал крутить головой, чтобы освободиться… Но всё было напрасно.
Тогда я поднял руки, чтобы нащупать место, где застряла моя голова, но их не позволяла высоко поднять медная манишка.
Вот когда мне стало ясно, что не одни только морские судоподъемные работы требуют мастерства и внимания.
Обидное, глупое положение — застрять в городе, посреди заводского двора!
Хорошо еще, что ко мне поступал воздух, шипел к подбадривал. Да иногда блуждающее эхо громыхало по невидимому срубу. Телефона со мной не было, телефонный провод в узком колодце — только помеха. Поэтому медный телефонный рожок у меня на затылке был закрыт глухой гайкой, чтобы через него в шлем не попадала вода.
По сигнальному концу мне сделали рывок, что означало: «Как себя чувствуешь?» Рывок был где-то за спиной, тихий, едва уловимый. Я хотел ответить, но не мог найти веревку. Где же она? Исчезла, будто ее обрезали. Зная, что веревка проходит через отверстие грудного груза, я шарил, но не находил.
Вдруг с внешней стороны сруба раздались какие-то глухие стуки о бревна. Казалось, будто кто-то бегает по венцам колодца, то справа, то слева. Наконец кто-то остановился рядом со мной возле локтя и затих.
«Наверно опять это бродячее эхо», — подумал я, как вдруг что-то легонько толкнуло меня в бок, и я поймал в руки гладкую палку. Это был конец шеста, который мне подали сверху…
Но и шест не помог, и я отпустил его обратно…
Собрав все силы, я стал поворачивать плечами, опускать и поднимать их. Рвался вперед, вверх, вниз, в стороны. Приседал, становился на носки свинцовых подметок, поджимал колени.
Каких движений только не выдумывал, чтобы освободиться. То стравливал весь воздух, даже дышать нечем становилось, то удерживал его так, что костюм раздувало, как дирижабль, а шлем поднимало, и трудно было достать головой до воздушного золотника. Я даже пальцами перебирал, щелкал и кричал. Чего только не перепробовал. Ничего не помогало!
Вконец измученный и обессиленный, я повис, как рыба на крючке. Силы оставили меня. Я знал, что спуститься ко мне дяде Мише нельзя, потому что нет запасной помпы, которая качает воздух. А от водолазной базы мы находились далеко.
Сколько я пробыл навесу, не помню. За это время перебрал в памяти весь свой морской опыт. Вспомнил, как однажды на Черном море у Одессы зацепился вот так же на затонувшем корабле. Глубина была большая, грунт — синяя глина, как будто прибита, а калоши вязнут. И всё в траве. На самом грунте ничего не растет, а какой-нибудь предмет со спичку величиной оброс и кажется толще бревна. Издали обросший корабль — точно бурый медведь. Подходишь и видишь, что он весь в траве. И вот на таком корабле зацепился я медным телефонным рожком на шлеме за бортовый леер — толстую проволоку, идущую вдоль борта. Вода светлая, леер вижу, а рукой до затылка не достать, манишка не пускает. Бегаю вдоль леера, натягиваю его то вверх, то вниз, пока не сообразил, какое движение нужно сделать, тогда и освободился.