общал. В книге "Атомная подводная эпопея" контр-адмирал Мормуль Н.Г пишет: "…Двадцать человек получили значительные (от 600 до 2000 рентген) дозы облучения". Врачи госпиталя делали все возможное, чтобы спасти тех, кто был облучен. Но и врачи бывают бессильны. 7 июня 1968 года в 21.45 умирает штурманский электрик Володя Воевода, который получил смертельную дозу радиации, причем не в четвертом, реакторном отсеке, а в штурманской рубке 3-го отсека. За ним ушел из жизни Виктор Гриценко, спецтрюмный (15 часов 45 минут 16.06.68) Узнав о смерти товарища, остановилось сердце у спецтрюмного Вадима Куликова(18 часов 07 минут 18.06.68) 24 июня в 5 утра уходит Саша Петров, спецтрюмный. В 5-й палате спецотделения врачи борются за жизнь спецтрюмного Николая Логунова, который получил около четырех – пяти смертельных доз!!! Нам, стоявшим на посту не в реакторном отсеке, меняли кровь (сдавали курсанты военных училищ) по два-три раза, а спецтрюмным, в том числе Логунову, десятки раз! Десятки раз вводили костный мозг, который брали у тех же курсантов. Врачи откровенно говорили: "Мы сделали все, что могли. А теперь все зависит от Логунова и от Бога". И Николай выжил! Благодаря силе воли, благодаря жене Маше, которая бросив все в Гремихе с маленьким ребенком приехала в Ленинград. Она сутками сидела возле Николая. Читала стихи, играла на гитаре, рассказывала о новостях, но только молчала о том, что уже нет его друзей и товарищей. Более года проходил он лечение. Появилась надежда, что он сможет жить полноценной жизнью. Но болезнь преследовала его все годы. Раны от лучевого ожога не заживали. В 80-х годах ему ампутируют обе ноги, левая рука практически бездействует… А потом умирает его Маша – сердце не выдержало того, что ей пришлось пережить. И Николай горько запил и 09.01 1995 года (в возрасте 52 лет) умирает в одиночестве. Заканчивая эту тему, хочу сказать, что хоронили подводников под покровом глубокой секретности. Было запрещено вскрывать гроб с телом. Автор записок только в 2007 году разыскал родного брата Виктора Гриценко и рассказал тому о жизни и гибели Виктора. Вот так, спустя 40 лет младший брат узнал правду о смерти старшего брата. А родители Гриценко ушли из жизни, так и не ведая о причинах гибели сына. Из штатного состава двух экипажей атомной подводной лодки К-27 на сегодняшний день в живых осталась одна треть. Да и те признаны инвалидами Воспоминания офицеров Полетаева Степана, капитана 1-го ранга, участника двух боевых походов – в Атлантику и Средиземное море, командир БЧ-5 второго экипажа, после аварии исполнял обязанности (с 1968 по 1970 год) командира БЧ-5 первого экипажа. Принимал активное участие в ликвидации ядерной аварии. Инвалид 1-й группы. Россия "…История апл К-27 могла быть совсем иной. Однако имеем то, что имеем. Некоторые участники последнего выхода К-27 в море (май 1968г) чувствуют себя героями. На мой взгляд – это весьма проблематично. Герои – это спецтрюмные реакторного отсека, которых, как ягнят, бросили на заклание, и очень жаль, что никто этого не оценил и не предал их имена всеобщей известности Жаль, что не оценен вклад 2-го экипажа в ликвидацию ядерной аварии и в проведении последующих работ. Кто участвовал, тот знает, что и как было, а кто нет, тому очень повезло. Главное иметь внутреннее удовлетворение и чистую совесть перед своими товарищами. Не очень-то хочется вспоминать весь тот кошмар: когда лодка пришвартовалась, открыли люк четвертого отсека – из него вырвался пар как из доброй парилки! Кипела вода в трюме! Четверо суток моряки второго экипажа: матросы, старшины, офицеры – не выходили с лодки. Была проделала огромная работа, чтобы не допустить более тяжелой ситуации, но уже на базе". Агафонов Геннадий, капитан 2-го ранга, командир реакторного отсека, командир команды спецтрюмных второго экипажа, инвалид 1 группы, Россия "Почему то сегодня не говорят о том, что К-27 единственная в мире АПЛ, в реакторном отсеке которой неслась постоянная вахта, как и в других отсеках. Скажу, что даже до аварии, были случаи, когда радиактивный сплав тек под задницу спецам находившимся в трюме реакторного отсека. Но вернемся к спецам: конечно у них были, на мой взгляд, элементы определенного чувства исключительности, спали на реакторах, работали при температуре свыше 40 градусов, а то и выше, когда все вокруг обжигало, как в финской бане. Работать без рукавиц было просто невозможно! Спецам очень часто приходилось производить ремонт ненадежных парогенераторов. Как это делалось? Снимали крышку ПГ (парогенератора) стоя на ней, и, поднимая ее талями вместе с собой, выпускали остатки невидимого пара, который со свистом вырывался из под крышки. Что такое невидимый пар? Это пар перегретый до 360 градусов! У нас, стоящих на крышке ПГ, подошвы почти плавились. А что они (спецы) чувствовали, когда резали вспомогательные трубопроводы 1-го контура?! Ведь там светило 15-20 рентген в час. Эти работы проводились на фоне, когда разные комиссии, пробегая четвертый отсек, прикрывали свои мужские драгоценности руками. Ну как было не гордится после этого тем, что ты являешься членом команды спецтрюмных!? И мы гордились своим отсеком, любили и уважали свою профессию и то, что мы делали. Лично я гордился тем, что рядом со мной служили такие ребята, что я являюсь их командиром, командиром реакторного отсека. Если говорить о спецтрюмных во время ядерной аварии в первые дни – у меня нет слов. Ребята понимали, на что идут – и умирали достойно в госпиталях. Об этом наверно лучше расскажет мой друг Влад Домбровский, который был тогда с ними в море и госпитале. Я же лучше знаю о своих. Воротникове, Ращупкине, Литвиненко и др. Эти ребята видели, знали что случилось с их друзьями, которых увезли в госпиталь. Они шли в отсек и делали то, что нужно для уменьшения смертельной дозы радиации, и как можно быстрее. Сейчас некоторые говорят, что все было под контролем. Фигня все это! Дозики (так называли ребят из службы радиационной безопасности. – Ред.) иногда убегали из отсека, а спецы работали по ночам, когда было меньше глаз. Ремонт помпы в отсеке Колей Лагуновым и Витей Гриценко в море стоял им жизни. Но они ее отремонтировали, сделали все, чтобы она заработала. Хочу сказать, что этот ремонт должен был делать другой спец, но он сдрейфил и не пошел в отсек. Фамилию его не хочу называть. Это был единственный случай трусости среди спецов за всю историю корабля. Единственный и последний. Команда второго экипажа и остатки первого, после того как всех отправили в госпиталя, укладывали мешочки со свинцом (это тонны), а потом по просьбе науки разбирали эти же мешки, чтобы добраться до арматуры и трубопроводов 1- го контура, забитых сплавом с ураном, который был выброшенный из разрушенной активной зоны ядерного реактора левого борта. Резали эти трубопроводы ножовкой, выплавляли из них сплав, ставили заглушки, обваривали их. Потом все это вытаскивали на причал, бросали в контейнер, а утром приходили дозики и, перепуганные, заставляли нас все тащить обратно в отсек, так как по причалу нельзя было пройти. Все вокруг светилось! Огромную работу при ликвидации ядерной аварии провел и рабочий класс. Но рабочий поработал 5-7 минут, потом душ, стакан спирта и – отдых, а спецтрюмные работали без ограничения и со следующим командировочным. Кто и сколько тогда нахватался – одному богу известно, т. к. "карандаши"для измерения полученной дозы были примитивны, как и все приборы того времени, да и замеряли показания этих "карандашей" матросы ОРБ срочной службы!!! Карандашей было сотни, где уж тут до точностей! Правда объективности ради, надо сказать, что спецтрюмных и тех, кто работал в реакторном отсеке, отстраняли потом на 2-3 дня – вместо них шли офицеры. Нам ежедневно меряли щитовидку, но что это давало? В спецполиклиниках проходили медкомиссию наши медкнижки, а не живые люди! Бывало жалуешься, что носом идет кровь беспричинно, а в ответ слышишь: помой нос холодной водой Вырезка трубопроводов, вынос их из отсека, потом снова в отсек, этот бардак продолжался пока, наконец-то, на причал не поставили ТНТ-29, куда мы "сбывали" всю радиактивную грязь, а когда на апл К-27 поставили жирный крест, я выдавил сплав с правого борта. Какое количество радиактивного сплава ушло в море, когда при выкачке его лопнула электрообогревательная труба (шланг), неизвестно. Но это уже отдельная история. Таких историй во время ликвидации ядерной аварии на апл К-27 было хоть отбавляй, и все на грани прокуратуры Как то во время отмывки от радиационной грязи буферной емкости насоса ЦН-17 левого борта, начала тонуть плавемкость, а сливали мы в нее жидкость до 300 кюри/метр! Вызвали ночью меня по телефону. Приехал с Леней Баренблатом (Болтиком, как мы его любезно называли) прямо к лодке, срочно где то раздобыли ручную помпу типа "вашим-нашим" и с нее помощью стали выравнивать эту плавемкость, у которой корма уже была в воде. Представьте: ночь, легкий снежок падает в свете прожекторов – и два мудака в шинелях (а не в спецодежде. -Ред.) в зоне строгого режима по РП качают. Жарко, растегнувшись, у Лени (он был пижоном) с шеи сползает белый шелковый шарф, а мы качаем! К утру борт выровняли. Сам запустил насос 8-го отсека, чтоб смыть грязь с палубы борта. Шланг (для смыва палубы) неожиданно лопается, прямо над люком 8-го отсека. Срочно остановил насос, с вахтенным моряком заменили шланг, плавно нагрузили и смыли радиактивную грязь с палубы плавемкости (куда догадывайтесь сами!). После этого сели в машину и уехали по домам, минуя пост дозиметристов. Зная, как они могут "мыть", мы решили избежать это удовольствие. Утром звонит командир корабля Новицкий Гарий:."Что случилось?Что вы там на делали? Пост спецполиклиники, пост на Святом Носу зарегистрировал повышенную радиактивность. К разбирательству подключились особисты. Срочно в казарму!".Пришел, скосил под дурачка, свалил все на дозиков, мол, они, наверно, что то выбросили с нашего корабля, или очистили емкость. Не поверили, но успокоились. Вот тогда я и подумал, а сколько же мы на себе принесли домой, в семью? Наверно одному Богу известно. Я детей на руки брать во время этих работ научных боялся, спал один в комнате. Сейчас, спустя десятилетия, смешно, но я приказал Баренблату Лене выбросить свой шикарный шарф к е… м…, т. к. он мешал качать, а не потому что радиактивно грязен! Замечу, что нам в тот период ни в чем не было отказа – хочешь спирт – пожалуйста, хоть утопись, автомашину – в любое время, питание – на высшем уровне. Для спецов на ТНТ-9 был постоянно накрыт стол, семга, молоко, икра, все виды колбас, все что душе захочется! В казарме спецтрюмные жили в отдельной комнате, были освобождены от всех работ и вахт. Правда все эти "роскоши", которыми пользовались спецы, вызывали негодование у старпома, мол, я балую моряков-спецтрюмных. Лично я так не думал. Как- то мы с Овчинниковым А.А извлекали (по просьбе науки) стержни аварийной защиты из ядерного реактора левого борта Светило так, что дозиметрические приборы зашкаливало! Дозики, увидев это, пулей, бросив все, убегали из отсека. Две-три попытки – и все закончилось воплями ст. лейтенанта Вышнякова (служба СРБ): "Бросайте все на хрен, срочно бросайте… Вон из отсека!" Тогда Овчинников (рабочий) сказал мне:" Александрович, гони всех из отсека – и спецов тоже! – работать будем вдвоем. Я уже стар, боятся мне нечего, а тебе деваться некуда, ты – офицер, командир…". Выгнали, извлекли стержни, бросили для работы физикам. Те замерили, осмотрели, что то там записали, а затем попросили все поставить на место в ядерный реактор. Но сделать это было труднее, чем при вытягивании. Но сделали. Много чего делали, всего не расскажешь. Лодка разделила жизнь многих, служивших на ней, пополам: до 24 мая 1968 года и после. До ядерной аварии – счастливая, известная, а после этой даты и до затопления – неизвестность и пустота для всех, но не для нас, кто на ней остался и ликвидировал последствия аварии. Обидно, что сегодня, многие адмиралы, ученые в своих мемуарах прославляют апл 705 проекта, забыв напрочь тех подводников К-27 и сам корабль, которые сделали очень много, чтобы не повторилась такая авария, при этом теряя здоровья и жизнь Два раза проводили операцию "Мороз", выходили дважды на мощность. Однажды я вывел ГЭУ (главная энергетическая установка. – Ред.) на режим 15%, загрузили турбогенератор правого борта. Некоторые умники свыше, узнав об этом, даже попытались выгнать экипаж в море на одном правом ядерном реакторе! Сверлили дырочки у себя на кителях наверно. Но кто то в Москве сообразил, чем это возможно кончится и мы не вернемся, все отменили. Вернее дали окончательный отбой. Лодку стали готовить в Северодвинск. Когда ее поставили в док и осмотрели корпус – волосы на голове стали дыбом! От заслонок 5 и 6 отсеков до ватерлинии шли трещины, куда можно было просунуть руку. Практически центральная группа цистерн была негерметична – мы тонули у причала, потому компрессора и работали на износ – "дулись " постоянно. А еще думали нас послать в море! Представить, что могло бы случится, не трудно. n