Вот, собственно, и все. Но и эти скупые данные вызвали бурные обсуждения, которые не утихали до позднего вечера. А где-то за полночь пришло еще одно столь же радостное известие. Поступила радиограмма с борта «Щ-401». Эта лодка вышла в море уже во второй раз. После первого выхода комдив Колышкин дал, так сказать, «визу» ее командиру Моисееву на самостоятельный боевой поход. И вот, впервые действуя на вражеских коммуникациях без старшего на борту, молодой командир проявил себя с самой лучшей стороны.
«Щ-401» встретила в море два фашистских тральщика, которые шли противолодочным зигзагом. Моисеев хорошо разобрался в обстановке, умело вывел лодку в атаку на ближайший из них. Торпедный удар с дистанции 8 кабельтовых был точен. Это была первая удачная атака вражеского корабля на ходу.
Практически в один день отличились экипажи двух «щук». В один день, 24 июля, они и возвращались в родную базу. В этот раз о торжественной встрече лодок заботиться не было нужды. Она получилась сама собой.
Гремели из репродукторов, словно в праздничный день, торжественные марши. Девушки-связистки с флотского радиоцентра, что располагался по соседству с нашим соединением, собрали огромные букеты иван-чая…
И вот подводники сходят на пирс. Уставшие, с многодневной щетиной на щеках, но безмерно счастливые, гордые сознанием выполненного долга.
Николай Гурьевич Столбов, крепко сложенный, коренастый, с крупными чертами лица и открытым лбом, с чисто флотским щегольством прошагал по пирсу, туда, где стоял командующий, лихо доложил ему о походе… А вот Аркадий Ефимович Моисеев в той же ситуации держался совсем иначе. Он явно смущен, что оказался в центре внимания. Скромняга по натуре, он и докладывал о своей победе с волнением, даже чуть запинаясь.
— Ну-ну, — добродушно засмеялся Головко, — в бою-то вы не робели! — И крепко обнял Моисеева.
Знаменательно, что открыли боевой счет именно «щуки» — эти средние полуторакорпусные лодки. Они хорошо зарекомендовали себя еще в период войны с Финляндией. Их отряд был самым многочисленным в нашем подводном флоте. Немного тихоходные, они зато обладали хорошей мореходностью, что в условиях своенравного Баренцева моря было весьма немаловажно. Имели эти лодки по четыре носовых и два кормовых торпедных аппарата, по два 45-миллиметровых орудия. Численность экипажа составляла 37–40 человек.
Забегая вперед, замечу, что почин, сделанный «Щ-401» и «Щ-402», остальные «щуки» продолжили достойными делами. На счету этого типа лодок десятки вражеских кораблей и судов, отправленных на дно. На счету «щук» (в данном случае я имею в виду не только северные, но и черноморские, и балтийские лодки) наибольшее количество отличий и наград, заслуженных в годы Великой Отечественной войны: пять из них стали гвардейскими, десять награждены орденом Красного Знамени, а «Щ-402» суждено было стать в дальнейшем и гвардейской, и Краснознаменной.
Салют над гаваньюТревожные вести приходили с сухопутного фронта. Фашисты, развернув наступление на мурманском направлении, рвались к Кольскому заливу. Надо ли говорить, сколь тяжелой для флота, как и в целом для страны, была бы потеря его, потеря незамерзающих портов?
Враг бросил на прорыв нашей обороны отборные части егерей под командованием генерала Дитла. «Герои Нарвика», как называли их фашисты, наступая, надеялись осуществить заполярный блицкриг. Еще бы! На их стороне перевес в численности войск, у ник больше артиллерии, их авиация господствует в воздухе…
Чтобы остановить противника, защитникам Заполярья надо было мобилизовать все имеющиеся силы и средства. В те полные смертельной опасности дни, когда фашисты находились уже в нескольких десятках километров от Кольского залива, командование флота приняло решение о формировании морских добровольческих отрядов для посылки их в помощь частям 14-й армии.
Как только было об этом объявлено, в береговой базе подплава состоялся митинг. Начальник Управления политической пропаганды[4] флота дивизионный комиссар Н. А. Торик, открыв его, спросил:
— Кто готов пойти на сухопутный фронт — прошу поднять руки.
В ответ подняли руки все. Береговая база целиком изъявила желание и готовность идти в бой. Николай Антонович, озадаченный этим обстоятельством, позвонил командующему, спросил, как быть.
— Это хорошо, — сказал Головко. — Но кто будет драться на море? Решите, кого можно отпустить с наименьшим ущербом для дела…