Да, их обнаружил самолет и сбросил бомбы. Теперь это было ясно. Какая досада! Головлев понимал, что сейчас налетят катера и, если он не успеет скрыться, растерзают его глубинными бомбами. Но уйти, отказаться от боя и пропустить врага для Головлева было равносильно бегству. «Нет, этого не будет никогда!» — мысленно сказал он сам себе, и тут же его осветила новая, еще более дерзкая, но вполне осуществимая мысль: «Самолет, конечно, сообщил катерам наше местонахождение, и они, вероятно, уже идут на нас в атаку. Значит, транспорт сейчас оголен. Нырну вниз, и немцы подумают, что я скрылся, спасаясь от них, а я пройду под катерами и атакую транспорт. Только надо взглянуть, не изменил ли он курса».
— Николай Антоныч, поднимайте перископ.
Широков испуганно посмотрел на командира. «Что он, в своем уме? Надо немедленно уходить, а он... Ведь сейчас нападут катера, да и самолет, может быть, еще здесь...»
— Товарищ капитан-лейтенант, — начал было Широков, но Головлев решительно оборвал его:
— Знаю. Поднять перископ!
— Есть поднять перископ, — ответил Широков и со всей силой рванулся выполнять приказание.
Припав к окуляру перископа, Головлев увидел, что предположения его были правильными. Четыре катера, поднимая перед собою тучи искрящихся брызг, неслись прямо на лодку, а транспорт, охраняемый миноносцами, изменив курс, уходил к берегу.
— А-а, черти немые! — выругался он, не отрываясь от перископа. — Хитрите? Ну, посмотрим, кто кого перехитрит. — И, видимо, желая отдать какое-то приказание, оторвался от перископа, взглянул на помощника и сказал: — Николай Антоныч...
Но договорить не успел. Над головой так ахнул двойной взрыв, что Головлеву показалось, будто лодка перевернулась, а сам он, размозжив о перископ голову, отлетел в сторону. Треск дерева, звон разбившихся плафонов и лопанье электролампочек слились в один леденящий душу хруст, а на голову тоже упавшего Широкова в темноте посыпалась изоляционная пробка и где-то рядом, брызгаясь, захлестала вода. От ушиба у Широкова ныло плечо, но думать об этом было некогда. Нащупав в темноте трап, он поднялся на ноги, позвал:
— Товарищ капитан-лейтенант?
Головлев не отозвался. «Что с ним?» — подумал Широков, но тут же мысль его переключилась на другое: «С минуты на минуту наскочат катера и тогда верная гибель всем. Надо немедленно уходить». На ощупь он добрался до переговорной трубы и, не обращая внимания на колючие и холодные брызги воды, летевшие в крикнул в электромоторное отделение:
— Скворцов, живы там?
— Живы, товарищ командир, только побились немного да свету нет, — ответил голос из трубы.
— Давайте полный вперед!
— Есть полный вперед.
Потом Широков повернулся и крикнул в другую сторону:
— На румбе?
— Есть на румбе! — ответил тонкий знакомый голос рулевого.
— Лево руля!.. Уходить на глубину!.. Включить аварийное освещение!..
Он выпалил сразу все команды, и лодка, развернувшись, пошла, зарываясь в глубь моря...
Когда электрический фонарь скупо осветил центральный пост, Широков увидел Головлева. Он лежал, откинувшись головой к борту, и лицо его было в крови, а бившая слева из пробоины, как из пожарного шланга, водяная струя растекалась по палубе, и в ней мокли его китель и брюки.
— Семенов, лекпома сюда! Быстро! — крикнул Широков радисту и, подняв кверху голову, посмотрел на подволок. Изоляционная пробка местами оголила корпус, а разбившиеся плафоны и лампочки осели в сетках, как раскрошившийся лед.
— Осмотреться по отсекам! — приказал Широков, когда Головлева унесли на перевязку, а мичман Брагин и радист Семенов уже забивали колотушкой принесенные клинья, закрывая пробоину и останавливая хлеставшую воду.
— Товарищ лейтенант, за нами катер гонится, — прозвучал из переговорной трубы хрипловатый голос акустика.
— Хорошо. Продолжайте слушать.
Широков снова изменил курс, прошел немного и лег на грунт. Теперь это казалось самым надежным способом спасти лодку. Заглохли электромоторы. Стало тихо, и вот уже все услышали приближающееся болтливое урчание винтов немецкого охотника.
— Неужели нащупают? — сказал мичман, глядя на Широкова.
— Не должны бы, — ответил Широков, ожидая, что враг вот-вот начнет бомбить.
В центральном посту (да и в других отсеках) все притихли. Стало слышно пчелиное жужжание ротора гирокомпаса да предательское потрескивание эхолота.
— Может быть, выключить? — спросил мичман, кивнув головой на приборы.
— Да, пожалуй. Могут услышать, — ответил Широков и насторожился. Шум винтов вражеского катера словно захлебнулся и смолк.