— А что сделали с рядовыми участниками заговора?
— А про рядовых, как правило, не пишут. Ну вот что ты, к примеру, знаешь о тех солдатах, которых декабристы вывели на Сенатскую площадь?.. То же и здесь. Знаю только, что помогавший Саблину матрос Шеин был приговорен к восьми годам тюремного заключения. А в девяносто четвертом Верховный суд пересмотрел его дело и снизил срок до пяти лет. После того, как он уже все отсидел. Вот такая история...
Я уже хотел было что-то на это сказать, что, мол, лес рубят — щепки летят, и тому подобное, уже даже рот открыл для первого слова, но в это мгновение раздались команды по громкоговорящей циркулярной связи:
— Внимание! Все стоят по местам! Командиру турбинной группы — прибыть в свой отсек! Акустику слушать внимательно — «Толедо» в сопровождении одного корабля прикрытия покинула порт и выходит в открытое море. РКП, БИП, штурман! Готовность номер один! Рассчитать элементы движения цели и доложить курс!
— Все, я побежал, — подхватился с места Дима. — Потом договорим. — И выскочил из каюты.
А по связи все продолжали раздаваться команды:
— Глубина шестьдесят пять метров, скорость шестнадцать узлов! Начальный курс девяносто три. Доложить готовность по отсекам!
Минуты полторы в лодке стояла тишина, видимо, на центральный пост поступали доклады от командиров отсеков. Потом опять раздался голос Лячина:
— Удифферентовать лодку для плавания на глубине шестьдесят пять метров на ходу шестнадцать узлов. Держать ориентир на шум винтов корабля сопровождения...
Мы опять выходили на океанский простор, выслеживая убегающую от нас субмарину, как лев выслеживает ускользающую от него в бескрайней прерии добычу. Оставив в Англии так, по-видимому, и не восстановившую свою форму лодку «Мемфис» и один из кораблей сопровождения, «Толедо» вышла из Холи-Лоха и продолжила путь к американскому берегу.
Сейчас над нашей головой было шестьдесят пять метров воды, но впереди, как я понимал, нас ожидали и более глубокие погружения. Лодка рассчитана на глубину до восьмисот метров, каково-то оно там, в эдакой бездне? От одной мысли об опускании на такую глубину мне становилось не по себе. Тем более что, по словам нашего лодочного замполита Огурцова, «выйти в море и погрузиться может любой дурак, а вот всплыть и возвратиться — только настоящий подводник».
Моряцкие шутки вообще не переставали поражать меня своей жесткой неэстетичностью. Ну, например, такие. Вопрос: «Когда военный моряк бывает человеком?» — Ответ: «Когда он падает в воду и подается команда: «Человек за бортом! » Или: «Какая пробоина для корабля самая опасная?» — «Самая опасная пробоина на корабле — это дыра в голове командира», и тому подобные. Хотя я, конечно, и понимал, что этот их слегка «черноватый» юмор обусловливался не благоприобретенными садистскими наклонностями моряков-подводников, но самими условиями их службы. Как сказал когда-то герой-подводник Магомет Гаджиев: «На подводной лодке или все побеждают, или все погибают», — так что стоит ли удивляться, что юмор этих людей постоянно вертится вокруг темы возможной гибели? Шутки подводников рождаются вовсе не для хохмы — это их тайные формулы выживания, облаченные ради лучшего запоминания в одежды смеха. «Удвоим тройную бдительность». «За пять минут до катастрофы — разбудить». «Если лейтенант все знает, но еще ничего не умеет, то старики все умеют, но уже ничего не знают». Или же абсолютно конкретное: «Да, ты очень хороший парень! Но на корабле — нет такой должности...»
— Все стоят к погружению! — снова прервала течение моих мыслей очередная команда по громкоговорящей связи. — Принять главный балласт! Боцман, погружаться на глубину двести метров с дифферентом на нос три градуса. Курс — по пеленгу шума винтов корабля сопровождения!
Как я узнал, зайдя чуть позже к Алексею в акустическую рубку, в течение нескольких дней мы шли над обширной горной цепью Средне-Атлантического хребта. Но если на поверхности земли покорение вершин кажется делом невероятно трудным, то здесь, в подводном мире, самая высокая вершина находилась не над, а под нами — в трех тысячах метров от нашего днища!..
Несмотря на далеко не экскурсионный характер нашего плавания, экипаж подлодки уже давно втянулся в размеренный ритм подводной жизни и, казалось, напрочь забыл об ожидающей его впереди страшной работе и потенциально возможной опасности. Еда, вахта, сон и снова еда, вахта сменяли друг друга, как кадры закольцованной кинопленки. Коки на камбузе готовили прекрасно, баня клубилась паром круглосуточно, избавляя желающих от накопленного за день пота. Единственным реальным противником на этом этапе пути была только тоска по дому. Ни погода, ни морские волны не доходили сюда, чтобы напомнить нам о том, где мы находились.
Центральная Атлантика была слишком обширна, чтобы американцы могли всю ее контролировать. Слишком много каньонов и подводных хребтов обеспечивали нам надежное укрытие от их прослушивающей аппаратуры. К тому же впереди нас шли их собственная «Толедо» и оставленный при ней один из надводных кораблей сопровождения, которые как бы заслоняли нашу лодку, фиксируясь на экранах слежения береговой службы.