23.00 из торпедных аппаратов Ройтера вышли «свинки» и начали циркуляцию по акватории бухты. Крейсер — как на ладони, и чуть дальше из-за бетонного пирса торчала корма эсминца. Прогремевшие взрывы слились в двойной раскатистый невнятный гул. Ровно по секундомеру в руке Унтерхорста. Ву-х-х-х! Распространилось эхо. Перископ не убирали. Ночью в таких условиях он не заметен. Крейсер немного качнулся, и через мгновение из-под палубы вырвался сноп огня, осветив бухту зловещим оранжевым мерцанием. Минуту спустя язык пламени взлетел над кормой эсминца. От него по заливу стала распространяться концентрическая волна. Над водой поплыл омерзительный звук хриплого ревуна. Завыли сирены на берегу. Спустя несколько минут над заливом повисли осветительные снаряды. В их белом сиянии, похожем на свет кинософитов, достаточно четко можно было различить, как над пирсом чернел поднятый нос эсминца. Он показался похожим почему-то на водонапорную башню. И его бы можно было вполне принять за таковую, если бы Ройтер точно не знал, что никакой башни в этом месте нет. По крайней мере не было утром. Англичане, конечно, ребята мастеровитые, но вряд ли бы они успели так быстро ее соорудить. И потом, для чего? Морскую воду качать? Эсминец опрокидывался, высоко задирая нос. Подло весьма опрокидывался — у пирса, на бок… Тут долго никто не пришвартуется. Дифферент уже был почти 70 градусов на корму. Крейсер же, несмотря на нешуточный пожар, вовсе не собирался умирать. По нему метались черные фигурки, но никаких признаков шлюпочной тревоги не было заметно. В бело-лунном свете осветительных ракет было видно, как матросы подали два ствола пожаротушения по правому борту и обрушивали на пламя снопы черно-фиолетовой воды, которая, пенясь, становилась ослепительно белой.
Черт! Вторая атака? Из той же позиции? Без попыток перебазироваться? Пока «томми», судя по всему, не поняли, что это было… Либо второй эсминец неисправен. Ага! Вон он! За силуэтом горящего крейсера черная плоская тень отошла от пирса и заскользила по серебристой от отсветов воде. Но куда ему двигаться, он пока не определился. Лодка не издавала ни звука, и засечь ее было непросто, тем более, что она практически лежала на грунте в непосредственной близости у берега. И могла сойти просто за рельеф, а рельеф здесь — камни-валуны каждый сам как лодка, и их тут тысячи.
Эсминец принялся остервенело бомбить фарватер. А что еще оставалось? Карлевитц бы тоже так поступил. В теории лодка, если это все-таки была лодка, сейчас должна была как раз стремительно искать выхода из залива, мы фарватер знаем, они — нет. Но лодка как раз никуда не торопилась. Так что эсминец просто бестолково сыпал бочонки — сначала 5, потом еще 5, еще 7, затем удалился на другой конец. Зрелище, прямо скажем, не из приятных. За корму вылетал небольшой бочонок, плюхался в воду, а потом на этом месте расцветал белый цветок, похожий на огромных размеров лилию. Больше эсминца, больше лодки. До слушателя доносился гулкий раскат. Цветок замирал на миг и обрушивался в воду тяжелым жутким ливнем. Не наш, не наш… стучало в висках. Не наш… И этот тоже не наш… Это уже минус 17, у «томми» осталось всего 33… Благодаря усилиям все того же Прина, у «томми» очко теперь все время напряжено. Раз Прин прорвался в Скапа-Флоу, то и другие порты не в безопасности… А что делать? Завалите фарватер бетонными блоками, господа!