Выбрать главу

— Откуда вы так хорошо знаете русский?

— Ах, — вздохнула Вероника, — в Эссене изучала. Хотела заниматься творчеством Достоевского… Но это все в прошлом. Боюсь, эта мечта никогда уже не осуществится…

— Надо верить, — пробормотал Ройтер, — как это… девиз испанских конкистадоров… «Делай то, что должно, и пусть будет то, что будет».

— Я хотела спросить вас… — Вероника слегка покраснела. Ее бледному лицу этот румянец очень даже шел. — Не сочтете ли вы неловким мое предложение… Мы сегодня собираем гостей по случаю присвоения очередного звания моему мужу. Не посетите ли вы нас сегодня? Я испеку шоколадный пудинг.

— Ну а почему бы и нет? — согласился Ройтер. — Простите, не сочтите за наглость… А если я приду с другом?

Сегодня, по расчетам, Брест должен был посетить Иоахим. Он ехал к месту службы в Сен-Назер и решил заглянуть в Брест. В подводном флоте только что началось увлечение личными эмблемами. Шепке обещал самостоятельно создать такую для Ройтера. У старого друга была уникально твердая рука — он мог при желании создать рисунок, не отрывая карандаша от бумаги. У него самого по стене боевой рубки крался белый тигр с разинутой пастью. Личная кривая тоннажа Шепке круто пошла вверх. Еще пару месяцев назад у него было каких-то 19 тысяч… А сейчас уже сотня!

* * *

В небольшой гостиной целая стена была отведена под своеобразный музей. Здесь были выставлены на обозрение гостей нехитрые сувениры из тех, что туристы обязательно привозят из поездки. Это были тарелки с видами разных городов. В основном городов Рейха — Страсбург, Мюнхен, Вена, Лейпциг…

— Это вы по линии KDF катаетесь? — спросил Ройтер. Ему, конечно, не было это столь уж интересно, но девушка старалась… Наверняка для нее эта коллекция очень дорога. Не так уж ярка и разнообразна жизнь гарнизонного библиотекаря.

— Когда как… Я так люблю путешествовать… А вы ведь наверняка тоже… Вы же много где бывали, я и сотой доли того не видела… Расскажите, где вы были… В каких-нибудь волшебных далеких странах… Мне так интересно…

— Где был? Был в Нарвике, в Портленде, в Хартпуле… Только вот мне оттуда не удается ничего привезти никак… (усмехнулся Ройтер). Стреляные гильзы разве что? (Он вспомнил, как в Нарвике Деген ринулся в ледяную воду вытаскивать кусок обшивки сбитого им англичанина.)

— Да, Нарвик… Я читала… Это ужасно…

— Что ужасно? — переспросил Ройтер.

— Говорят, там погибло столько людей…

— Британцев там тоже полегло немало…

— Да вот я и говорю. Людей и тех и этих… Это же люди…

— Это солдаты, — вздохнул Ройтер. — А погибать — это издержки профессии. Наверное, потому военная служба всегда была так почетна.

— Знаете, я вообще против любого убийства. Нет ничего более противоестественного, чем убивать…

«Похоже, дама серьезно повредилась умом, — подумал Ройтер. — Жена офицера и несет всякую чушь, достойную пацифистов…» Впрочем, майор интендантской службы (теперь майор) Лутц и сам на плакат явно не тянул. Он был полноват, не слишком хорошо сложен. Нос его напоминал сливу. Редкие волосы, которые он зачесывал вперед, чтобы скрыть очевидную лысину, торчали, как пакля. Все это делало его похожим скорее на ярмарочного клоуна, чем на военного. Но любовь — злодейка, чего только не делает она с людьми. Вот этой достался такой муж. Что ж поделаешь… такая вот жалкая упряжка.[38] Но это хотя бы что-то. Многие девушки, ее ровесницы, так и останутся соломенными вдовами.

На квартире у майора Лутца собралась весьма разношерстная компания. Само собой, два героя-подводника, кавалера рыцарского креста, Ганс Рёстлер, а куда ж без него-то, французский кюре — очень странный персонаж — до полусмерти напуганный — его где-то подцепила Вероника, какой-то чиновник из муниципалитета, Ангела с Эрикой. Ангелин ухажер из административной службы… Еще какие-то две очень некрасивые девицы, которых Ройтер просто не запомнил.

— Я бы сказал, что живопись — не самое большое достижение фюрера. — Шепке пытался поддержать светский разговор. — Ну как живописец фюрер не создал по-настоящему ничего прорывного. Как сказал Гоген: «В живописи может быть либо революционная манера, либо плагиат». Но, — Шепке высоко поднял указательный палец и выдержал несколько секунд паузу, — художественное творчество не исчерпывается живописью.