— Согрешу — покаюсь… — едва слышно прошептала она.
* * *В Штабе Дёница, в Корневеле, было тихо. Слышалось только монотонное гудение электрогенераторов и бой часов. Дежурный офицер кодировал сообщение: «Всем субмаринам, преследующим конвой, сообщить свои координаты!» «U-47! Приказываю, сообщите координаты!» Прин не отозвался. Еще не осознав, что случилось, дежурный офицер повторял сообщение. Прин молчал. Единственный раз в жизни герой Скапа-Флоу позволил себе игнорировать приказ…
Дёниц понимал, что в море сейчас идет тяжелая битва, может быть, самая тяжелая за всю войну. Он еще раз окидывал взглядом карту, на которой выделялся один красный флажок — U-47 — Прин… И вроде бы ему нечего было найти себе в укор и все же… все же… все же… Прин — лучший из лучших. Ройтер ведь тоже исчезал из эфира. Дважды! Да и не только Ройтер. Потом оказывалось, что повреждена антенна. Естественно, она, пожалуй, самая уязвимая часть лодки. Но то Ройтер — «капитан-колбаса». А то Прин… И как только Клаус мог додуматься проситься на лодку к этому психу? Все так или иначе свое дело знают, но этот глумится, он играет со смертью, и эта опасная игра составляет смысл его жизни. Нет, нет и еще раз нет. К Ройтеру на лодку шли добровольцы. То есть такие же сумасшедшие, как и он сам. Но Клауса среди них не будет. Он не допустит. Да, его сын — солдат, и если суждено ему погибнуть, то пусть сделает это с честью, достойной тевтонца, а не по-глупому, ради бравады. В подводной войне никогда нельзя точно знать, что случилось с лодкой. Почему не отвечает? Может быть, сражается с глубиной и огнем, может, затаилась и ждет, когда у «томми» притупится внимание, а может, израненная и покореженная, ковыляет в базу, не в состоянии отвечать на запросы. И потому официальные похороны подводников обычно запаздывают на 2–3 месяца. Сначала напротив номера лодки ставится звездочка. И это еще не конец, еще есть шанс, что звездочка эта будет стерта. Затем, если ничего не меняется, по прошествии двух недель появляется вторая. Это уже много хуже. Но сейчас пока еще только красный флажок на карте — даже не звездочка… Нет, Прин — опытнейший подводник, хитрый, ловкий, инициативный. Бык Скапа-Флоу. Он не позволит с собой расправиться…
Уж кто-кто, а Карл Дёниц знал, что в море шанс есть почти всегда. Он вспоминал, как в далекие годы сам атаковал конвой в Средиземном море и как лодка предательски провернулась вокруг продольной оси и пошла на дно. Чего стоило ее вытолкнуть на поверхность! Да и плен — это ведь тоже не конец. Вот он сам побывал в английском плену. Но он жив! Жив и, невзирая ни на что, задушит этого чванливого британского льва. Надо было его убить еще тогда, в 18-м, в лагере, когда время от времени среди британцев возникали настроения «перевешать всех пленных командиров подлодок»! А зря вы это не сделали, дорогие «томми», — сейчас бы вам жилось куда как слаще!
* * *Все. Дождались. Сегодня в 14.00 лодка отваливает от пирса и устремляется в Северную Атлантику. «Берегись, Англия!» — так думал «санитар моря», когда утром собирался посетить гальюн. Не тут-то было! Дикая резь, как электрическим током, прошила все тело с ног до головы. Вторая попытка помочиться была еще хуже. Не помогали ни стиснутые зубы, ни ницшеанское презрение к боли любого рода. Моча просто отказывалась выходить наружу. Обычно в таких случаях начинают лихорадочно перебирать «кто?». Здесь и перебирать-то было нечего. В его мозгу не укладывалось, как такая тихая и набожная девица, как Вероника, могла наградить его триппером. При этом довольно странным обстоятельством выглядело то, что ее законный муженек был в полном порядке… Вот так-то вот! Все бабы б…и, как можно было в этом сомневаться! Медкомиссия, привыкшая мыслить штампами, естественно, завернула его, разразился скандал. Но этот скандал хоть и скандал, конечно, честь флота и все такое, но все же — не апокалипсис. Случались такие истории в Кригсмарине и раньше. Можно даже сказать, такие истории встречались достаточно часто. Можно даже сказать, что триппер — почти что профессиональная болезнь подводников.
Хуже было с тем скандалом, который разразился в семье Лутц, центром которого стала несчастная Вероника. В относительно небольшом гарнизоне базы шила в мешке было не утаить, и хотя явных доказательств не было, но ведь много кто догадывался, если до гестапо дело дошло, и посмеивались втихомолку. Как всегда бывает в таких ситуациях, последним, кто что-либо подозревает, оказывается, собственно, муж… А тут доброжелатели нашлись. И Дитрих потребовал объяснений. Вероника не могла лгать и выложила ему все, как было… (ну глупо, могла бы и соврать. Эрика бы так и поступила. Сказала бы что-то типа: «А этот милый лейтенант за корицей для булочек заходил»… — «Чего это вдруг»? — «А они в экипаже перед походом решили провести конкурс на самую вкусную булочку»…) Лучше бы уж рассказала своему другу-кюре. Тот — хоть француз, ему подобное каждый день выслушивать. А вот исповедоваться мужу — глупо, даже если решила покаяться. В общем — доверяйте профессионалам!
* * *