Но тогда, в гуще событий, найти его было очень трудно. Лишь теперь, более полувека спустя, когда жизнь сурово и беспристрастно выверяет верность принимаемых в те годы решений, когда время расставляет всё и всех по свопм местам, когда выявилось истинное историческое значение событий тех лет, мы имеем возможность со значительно большей долей объективности взглянуть на, если можно так выразиться, феномен Подвойского. Это представляется необходимым и полезным, потому что судьба Н. И. Подвойского не является исключением.
Открытые и скрытые недруги Н. И. Подвойского, а такоЕые у активного работника всегда найдутся, упрекали его в фантазерстве и утопизме. «Но какие мои взгляды и начинания являются утопическими?» — восклицал Николай Ильич в одном из писем Нине Августовне. В самом деле, какие? Раздробленный внутриведомственный контроль, который пришел на смену ВВИ, действительно оказался малоэффективным, и не только в военном ведомстве. Всевобуч пришлось восстанавливать в первые месяцы Великой Отечественной войны. Развитие массового физкультурного движения для оздоровления населения и сегодня является важнейшей, но пока не решенной задачей. Попытка построить Красный стадион на средства предприятий и отдельных граждан с привлечением тысяч добровольцев — разве это была утопия в те годы, когда у государства было так мало свободных средств? Успешно начатая, но подорванная потом попытка с помощью кооперативного объединения ВТОПАС наладить производство спортинвентаря, простейших, но дефицитных тогда предметов ширпотреба и за счет этого хотя бы частично перевести физкультурное движение на самоокупаемость и самофинансирование — разве она не соответствовала разработанной В. И. Лениным новой экономической политике и не являлась способом, выражаясь современным языком, активизации человеческого фактора? Дело было, на наш взгляд, не в утопизме и фантазерстве Н. И. Подвойского, а, как ни странно это звучит, в его активности, постоянной жажде совершенствования и развития, в его инициативе.
Подвойский, однако, не сдавался. Он не мог изменить себе в главном. Положение пенсионера для Николая Ильича было неприемлемо. Он не собирался жить в состоянии бесплодной ностальгии по прошлому. Его стихией всегда была борьба. Теперь надо было только найти ее новые формы.
А пока его с распростертыми объятиями приняла семья — надежная бухта, где он не раз восстанавливал свои духовные и физические силы после штормов, которыми так богата была его жизнь. До сих пор Николай Ильич не имел возможности уделять семье достаточно времени. Но те дни и часы, которые ему все-таки удавалось посвятить ей, он использовал с максимальной пользой. Он стремился к тому, чтобы вместе с Ниной Августовной и при участии самих детей выковать из семьи настоящую, как он любил говорить, большевистскую ячейку.
Еще в 1920 году по предложению Николая Ильича и с согласия всех членов семьи был раз и навсегда установлен порядок празднования дней рождения детей и родителей, по которому торжество начиналось с отчета именинника о том, что важного сделал он за прожитый год, какие достигнуты успехи, какие допущены промахи. Конечно, отчеты, проходившие в семейной обстановке, носили праздничный, веселый характер, но это были настоящие отчеты, и их значение для воспитания детей было огромно. Ведь в отчет включались реальные дела: как закончил учебный год, что сделал в пионерской организации, позже — в цехе и комсомоле, потом — на заводе и в партийной организации. Николай Ильич и Нина Августовна отчитывались на равных с детьми, и это особенно сближало их всех. Даже когда Великая Отечественная война разметала Подвойских по фронтам и по стране, этого обычая не забывали — старались отчитываться друг перед другом в письмах. Отчеты помогали планировать будущее, вырабатывали целеустремленность и настойчивость.
Семья Подвойских была разновозрастная. Олесе было уже 17 лет, когда в 1925 году Нина Августовна родила шестого ребенка — дочку Леночку 4. Разновозрастные дети требовали внимания не вообще, а каждый в отдельности. Судя по воспоминаниям дочери Н. И. Подвойского Ольги Николаевны, по блокнотным записям и письмам самого Николая Ильича, он проявлял постоянный интерес к процессу развития детей, к их внутренней духовной жизни. Общаясь с детьми, он всегда стремился проникнуть в их переживания, приходил на помощь, если видел, что они могут оступиться, он поддерживал обиженного, сплачивал детей, поощрял в них все хорошее.
«Было невероятно интересно и увлекательно все, что исходило от отца, — вспоминает Нина Николаевна Подвойская, — и невероятно весело. И сложно. С веселием и отвагой, остроумно и неожиданно увлекал он нас на расправу со всем, что было уродливым, мешающим, сдерживающим шаг... Все это сопровождалось самокритичными рассказами отца — он учил на своем примере, беспощадно, преувеличенно обнажая свои несовершенства. В результате возбуждалась жажда искать, спорить, пробовать, бороться, напрягать все силы, соревноваться и побеждать». Он избегал нудных нравоучений, разговоров в манере старшего с младшим, не давил своим авторитетом. Наоборот, с каждым из детей он разговаривал как с равным и старался, чтобы дети сами пришли к нужному выводу и сделали правильный шаг.
Николай Ильич был глубоко убежден в необходимости рабочей закалки для молодежи. И своим детям он не раз говорил, что, прежде чем думать о вузе, они должны пройти трудовую школу. Когда в 1924 году пришла пора помочь старшей дочери Олесе определить свой жизненный путь, Николай Ильич отправил в Замоскворецкий райком комсомола письмо, в котором писал: «Дорогие товарищи! Помогите, чтобы моя дочь Олеся, комсомолка, спаялась с рабочей массой в труде, учебе и пролетарском воспитании. Я нахожу, что для юношества, для его закала в борьбе... самой деятельной школой еще долгое время будут фабрики и заводы... Школа посылает ее в вуз. Но она решила пройти школу, которая выкует из нее действительного, непоколебимого, горячо любящего рабочую жизнь и борьбу, кузнеца. Если можно, помогите ей стать к машине в типографии или на металлообрабатывающем заводе».
Олеся окончила ФЗУ. До 1930 года работала на бывшем заводе Дукса, получив звание лучшей фрезеровщицы завода. Здесь ее приняли в партию. Потом она без отрыва от производства окончила технический вуз, стала инженером.
Этим же путем пошли и другие дети Подвойских. Лева после окончания школы был на пионерской и комсомольской работе, затем учился на рабфаке, поступил в МВТУ имени Н. Э. Баумана. Лида, с детства страдавшая тяжелым пороком сердца, и та пришла в аудитории мединститута через цех автомобильного завода, где она работала слесарем-лекалыциком. Нина окончила ФЗУ, на заводе «Красный пролетарий» стала токарем 5-го разряда, а затем работала контрольным мастером на авиазаводе. Одновременно окончила аэроклуб. В годы Великой Отечественной войны она работала на Урале и лишь в послевоенное время получила диплом МГУ.
Величайший труженик, Николай Ильич прививал детям глубокое уважение к труду. «Помни, Олеся, — писал он дочери, — твой гений — это твой труд и умение работать». При этом Николай Ильич предостерегал детей от труда только во имя личных, эгоистических целей. «...Дети мои, — обращался он к ним, — ...Россия создается нами. Каждый камешек, который кто-либо из нас положит в ту или другую область великого общественного строительства России, будет памятником и величайшей эпохе, в которую удостаиваемся жить, и тому, кто положил камень вместе, сообща с другими».
Ратуя за трудовое воспитание, Н. И. Подвойский, конечно же, не отрицал значимость образования. «...Советую вам учиться, учиться и учиться, — писал оп детям во время одной из командировок. — И не только для того, чтобы подготовиться к выполнению тех или других задач сейчас. Нет, учитесь, учитесь всю жизнь, чтобы все время стоять в уровень с могущими быть вам предъявленными государством в каждый данный момент требованиями. Помните, что социализм — это все ускоряющееся движение вперед, все выше и выше, все более и более квалнфицированпымп силами». Оп призывал их глубоко изучать теорию. «Без знания теории, — утверждал он, — происходит бесполезная растрата сил... там и тогда, где теория несколькими словами открывает пути. Теория — это опыт миллионов и миллионов людей...»