Тьма ночного леса. Чёрное и чёрное: два одинаково гибких, поджарых тела, два чеканных профиля. Тот же парень в объятиях подобного себе. Смеясь, запрокидывает голову, подставляет шею под поцелуи. "Эк вас занесло! А по виду вроде нормальные..."
Серия яростных драк: чёрные против рыжих, против зелёных, против... "Ромига не говорил, что в Тайном Городе водятся настоящие вампиры. Или за пределами? Место действия -- явная Европа. Несколько веков назад".
Семёныч силился получше рассмотреть лица и антураж, уловить хитросплетения сюжета, но картинки мелькали, как при скоростной перемотке. Ромига присутствовал "в кадре" почти всегда. Кажется, кино получалось именно про его похождения. Ещё нескольких навов Семёныч быстро научился различать, даже имена кое-как запомнил. Хотя "кино" шло без перевода или субтитров, а по-русски действующие лица говорили далеко не всегда. Навы почти не менялись от эпизода к эпизоду. Прочие персонажи появлялись и исчезали, будто роса на траве.
Война, война, любовь, война, книги, война, допросы пленных с пристрастием, немножко любви, опять война, опять допросы. Не факт, что в хронологическом порядке, однако чем дальше, тем страшнее. Хладнокровная жестокость тёмных тварей, являемая в подробностях и с полным натурализмом, приводила нечаянного зрителя во всё возрастающее смятение. Богатый жизненный опыт Семёныча лишь усугублял ситуацию. "Нелюди во всех смыслах. Хуже гестаповцев. Натуральные демоны из ада! Хотя, возможно, их противники не лучше". Самое время проснуться, проморгаться от кошмара и поскорее забыть увиденное. Однако сон затягивал Семёныча всё глубже и всё меньше походил на кино...
Знакомое не навское лицо. Прекрасная блондинка со связанными за спиной руками, в зелёном платье, к которому удивительно не идёт криво приколотая брошь в виде акулы. Нервно озирается по сторонам. Узнаёт или догадывается, куда попала, замирает, гордо вскинув голову.
"Та девушка из берёзовой рощи?! Повзрослела и стала совсем, как две капли, похожа на мою Люду. Возможно, она и есть? Или просто соплеменница?" Странно, что фотограф не может определить наверняка. Был уверен: запомнил черты возлюбленной до конца дней, ни с кем не перепутает. Но уже больше сорока лет, как Люда пропала. Семёныч был уверен, погибла. Видя, где и в чьих руках она оказалась, уже не хочет знать, как именно.
Идальга, он главный в этом филиале преисподней, Ромига у него на подхвате -- кладёт руку на голову связанной женщины, читает длинное заклинание. Семёныч видел, как такое действует: "Довольно милосердно". Со смесью тоски и надежды ждёт, когда яростно сверкающие изумрудные глаза затянет пелена безмыслия. После этого навы, как правило, просто убивают. А если и нет, жертве, превращённой в овощ, почти всё равно.
Несколько секунд ничего не происходит. Заклинание не сработало? Лицо женщины расцветает победной улыбкой. Конечно, у неё не осталось надежды выжить, но в достатке красоты и силы духа.
Идальга тонко улыбается в ответ и последовательно, с ошеломляющей жестокостью лишает её того и другого. Превращает в месиво из рваного мяса, крови, дерьма. Быстро, но достаточно неторопливо, чтобы она прониклась ужасом от осознания происходящего. Сломалась и успела ответить на все заданные вопросы. Потом женщина теряет способность издавать членораздельные звуки. Но ещё чувствует, что с ней делают, несколько минут. Потом изверг с довольной ухмылкой сминает в кулаке трепыхающееся среди развороченных рёбер сердце.
Боль отзывается в груди сновидца достаточно сильно и резко, чтобы вырвать его из кошмара. Несколько минут Семёныч лежит неподвижно. Переводит дух, кое-как приходит в себя. Тянет руку на тумбочку: зажечь ночник и за лекарством. Рассасывая драже, смотрит в потолок. Цепляется взглядом за трещинки в штукатурке, мыслями -- за ремонт, который давно пора сделать. Нелады в собственном организме постепенно отпускают. Ужас, жалость и отвращение -- нет. Двое нелюдей над растерзанным телом -- если вдуматься, тоже нелюди, только другой породы -- кажутся реальнее этой квартиры, которая стала совсем пустой без жены. Кошмар явно затягивает обратно...
"Так не пойдёт!" Старик осторожно сел на постели, сунул ноги в тапки, встал и пошаркал на кухню. Включил там свет. Всюду по пути тоже. Впервые за много лет пожалел, что бросил курить: "Сейчас бы "козью ножку", с самосадом покрепче! А впрочем, всё равно, любого никотину!". Однако даже запас "отравы для друзей" в доме извелся давно. Семёныч налил в кружку холодной воды из-под крана, жадно выпил. Присел на табуретку: ноги не держали. Упёр локти в стол, обхватил голову руками.