Длинное, уверенное, неторопливое движение скальпеля. Идальга откладывает инструмент, с усилием широко раздвигает мышцы, погружает обе руки в нутро Ромиги. Глубоко, кажется, почти по локти. Копошится пальцами в горячем, скользком, вздагивающем, живом. Вытаскивает одну руку, стряхивает капли чёрной крови. Хватает обмякшего нава за волосы, приподнимает ему голову:
-- Смотри внимательно. Не смей закрывать глаза. Страшно, правда? А почему страшно, знаешь? Разрешаю не отвечать. Вопрос риторический. Любое живое существо знает: увидеть своё тело изнутри -- к верной смерти. Это крепко сидит даже у нас. Хотя после всего, что я до сих пор делал, даже чел может выжить. Если принять меры от шока, заражения и зашить раны. Но это так, к слову. А теперь ещё раз сравни ощущения. Где у нас тут твои нервы?
Ромига хрипит, скалит зубы. На невозмутимость у гарки давно не хватает выдержки. В умелых лапах дознавателя Тёмного Двора она кончилась в рекордные сроки. Закономерно! Слишком хорошо этот чокнутый нав знает, как устроены соплеменники снаружи и внутри. Правду про него говорили. Ромига за шуточки принимал, хотя мелькало это раньше: дикий, опасный холод в глазах, от которого хотелось убраться подальше. Но любопытно было...
"Тьма не воюет с Тьмой. Как же он?" Ярость вспыхивает, заглушая ненадолго все остальные чувства, и это здорово. Но что Ромига сейчас может? Только ругаться. Разом вспоминает все известные "загибы" на стронавском. Вдохновенно сочиняет три с половиной новых. Интуиция подсказывает: "Не озвучивай, хуже будет!" Позволяет себе прохрипеть лишь короткое и относительно безобидное:
-- Чтоб ты в асурский портал провалился, экспериментатор!
Липкая от крови рука отпускает волосы, ласково гладит заострившееся ухо:
-- Я давно ждал этого момента. Всё-таки ты удивительно терпеливый, доверчивый и любопытный. Тебя на одном этом можно к татской матери завести. А теперь будет ещё интереснее. Поработаем с каждым органом по отдельности. Жаль, ты голодный, некоторых эффектов не удастся достичь. Двигаемся дальше.
Ромига мотает головой, рычит в лицо дознавателю только что придуманную брань. Не всю, на сколько хватает срывающегося дыхания. Идальга смеётся, в глазах -- полюс, ледяная зимняя ночь.
Ярость Ромиги мгновенно вспыхнула и так же быстро отгорела: бессильное шипение угольков, залитых свирепыми волнами боли. Они накатывали с такой силой, что молодой нав в какой-то момент полностью отключил самоконтроль, позволяя этим волнам просто подхватить и унести себя.
Оказалась, неплохая идея. Поплыл по течению, почти растворился. "Я дома, меня здесь точно не убьют и не искалечат, а со всем остальным можно разобраться позже". Мучение обязательно закончится, надо просто ждать.
Какой-то частью сознания продолжал фиксировать происходящее: "Я над этим подумаю потом. Всё проанализирую, что и как происходило, досконально. Даже запишу, может быть". Слушал Идальгу. Не задумываясь, впопад или не очень, отвечал на вопросы. На каком-то уровне радовался: "Благодарение Спящему, нет нужды ясно соображать, чтобы не расколоться во вред своему Дому. Как та злополучная ведьма. А мне-то плевать, что лопочет заплетающийся язык. И даже без разницы уже, как среагирует на ту или иную фразу сволочь со скальпелем. Хотя он и просто пальцами много интересного делает. Вот это, к примеру, приятно... Кто бы подумал!" Оказывается, можно таять в чужих руках и так тоже: растянутым, распластанным, практически вывернутым наизнанку. Раскачиваться на безумных качелях между болью и наслаждением. Ромига наблюдал подобное во время работы дознавателя, ловил в отзвуках чужих эмоций. Каждый раз удивлялся. Теперь перестал.
В том числе потому, что сил на удивление не осталось. А через какое-то время их не стало ни на муку, ни на блаженство. Вялые мысли: "Побыстрее бы всё закончилось. Попросить остановиться? Просил, не слушает. Сознание потерять? Не даст, тоже пробовал!" Бессилие, беспомощность. Со всеми потрохами -- в руках существа, забывшего по каким-то свои причинам, кто он Ромиге, и кто Ромига ему.
Неспособность ни действием, ни словом повлиять на ситуацию не злила уже -- порождала тоскливый ужас и отвращение. Безжалостный и ласковый проводник с ледяными глазами подвёл Ромигу вплотную к границе, из-за которой даже навы возвращаются с трудом. Такими, как были, не возвращаются точно. Ромига засмотрелся во Тьму, и его потянуло туда насовсем, без возврата. Он не хотел, боялся, но сделал шаг вперёд. Сам...
-- Эй, Ромига, ты где? Не фони так, опять без энергии останешься! -- тот же самый, знакомый голос.