А во двор -- готовый к выходу Семёныч караулил у окна -- вплыла роскошная машина: чёрная, лаковая, обтекаемая. Пять лет назад старик отдал сыну свой "жигулёнок" и вздохнул с облегчением. Водить с хромой ногой было тяжело, да и ни к чему уже. С тех пор перестал следить за автоновинками, "иностранцев" кое-как узнавал лишь по эмблемам. "Лейбочку" на радиаторе издали, конечно, не разобрать, но стремительные и хищные обводы блестящего кузова говорили сами за себя. Такой автомобиль просто обязан стоить целое состояние.
Семёныч почуял, как привык чуять приближение ученика: эта роскошь по его душу... Точно. Машина затормозила у подъезда, водительская дверца распахнулась, оттуда выскользнула знакомая долговязая фигура. Нав задрал голову и стал шарить взглядом по окнам. Старик до хруста стиснул челюсти, судорожно вцепился в край полуотдёрнутого тюля. Поймал себя на очевидной бессмысленности жеста. Ромка снизу уже смотрел в лицо, ухмылялся, махал рукой: мол, вижу тебя, спускайся, жду! Семёныч, сбросив оцепенение, помахал в ответ и двинулся из квартиры, на выход.
Скрежет ключа в замке, грохот лифта, визг петель подъездной двери. Звуки нещадно драли нервы, время стало густым и вязким. Шаг на улицу... Ромка стоял, небрежно облокотившись о крышу машины, что-то набирал на пейджере -- или что за штучка у него в руках? Сунул устройство в карман, сделал шаг навстречу, улыбаясь и начиная что-то говорить. Оставшееся между ними расстояние старик преодолел, кажется, одним прыжком. Плечи -- высоко: схватил Ромку за руки повыше локтей, встряхнул, уставился снизу вверх, выкрикнул:
-- Живой! Чертяка! Как же я за тебя перепугался! -- на весь двор.
Брови молодого мужчины, который приехал за старым хрычом на шикарной "тачке", поползли вверх, челюсть -- вниз. Мироновна из своего окна на первом этаже точно это видела. Она всегда подозревала, что сосед-ветеран с пятого этажа на самом деле буржуй и контра. Нет бы наслаждаться заслуженным отдыхом на пенсии, как-никак на шесть лет старше её. А до сих пор носится колбасой по каким-то непонятным делам. Теперь у Мироновны не осталось ни малейших сомнений, и она горела желанием поделиться открытием с подружками. Жаль, погода разогнала их с любимой скамеечки у подъезда.
Ромига поморщился:
-- Семёныч, извини, но твоё поведение требует, наконец, объяснений, -- стрельнул недобрым глазом на колыхнувшиеся в окне шторы. -- Садись в машину, и поехали. По дороге расскажешь, что стряслось.
Старик с некоторым трудом разжал пальцы. Хотелось, на самом деле, вцепиться и не отпускать. Сгрести в охапку. Чувствовать и осязать: живого, настоящего, здорового и крепкого. "Не важно, что кровь у него чёрная. Важно, что мы вместе плели узоры судьбы. И ещё сплетём!"
"Однако, Идальга по телефону сказал чистейшую правду. Ромка в порядке, как давно не был". Семёныч сам видел: непонятная угроза, нависшая над учеником в последние недели, истаяла, ушла за горизонт. Очень хотелось надеяться, что навсегда. Всё прочее, по большому счёту, яйца выеденного не стоило. По самому-самому большому...
Машина изнутри смахивала на самолёт или, может, космический корабль. Старый фотограф утонул в удобнейшем сиденье. Ромка уверенно, непринуждённо вырулил со двора. Протиснулся впритирку между двумя "газелями", загородившими проезд, выехал на улицу. Водил машину так же, как двигался сам -- залюбуешься. Но у Семёныча хмельная радость первых мгновений встречи пошла на убыль.
Нав чуть повернул голову:
-- Ну, и что это было? Кто тебя так напугал, и почему ты наехал на Идальгу?
-- Мне приснилось... Рискну предположить, по мотивам твоего прошлого, в декорациях петровских времён. Тебе ведь не тридцать лет на самом деле, а гораздо больше, да?
-- Допустим. Ну и? -- руки на руле не дрогнули, чёрные глаза продолжали пристально следить за дорогой, голос -- спокойный, ровный, даже чересчур.
Семёныч сообразил, что начал рассказ не с того:
-- В последние дни с тобой было неладно. Настроение скверное, и что-то ещё. Я, сколько ни старался, ничего конкретного почуять не смог, только опасность. Но у тебя чутьё получше моего, потому лезть с предупреждениями не стал. С расспросами, тем более. А вчера утром стало совсем худо, и ты ушёл домой, в свой Тёмный Двор.
Нав кивнул, негромко поправил.
-- Мы говорим, в Цитадель. Дальше!
-- Мне показалось, ты опасался, помимо прочего, схлопотать от своих. А ночью... У меня бывают такие сны, очень яркие и как бы вещие. Только с ходу не поймёшь: из прошлого, настоящего или будущего. В общем, я увидел много разного про Тайный Город, про который ты рассказывал. В основном, войны. Не скучно живёте, уважаемые нелюди, будто скорпионы в банке.