Взгляд пленного Саббат метался с одного нава на другого: оба улыбались. Один -- отстранённо-задумчивой, холодной улыбкой. До масана ему словно не было дела. Всё внимание на многопалый лист люпина, который нав медленно обрывал, будто человская девка -- ромашку. Почему-то это невинное дейст-вие в исполнении задумчивого нава показалось масану невыразимо жутким. Заглянул в глаза второго: весёлые, мечтательные, любопытные. У юнцов с кривыми иглами такие бывают, хотя это вроде не про тёмных. Нав жизнерадостно оскалился:
-- Ты как хочешь умереть, кровосос? Интересно или быстро?
Масан задрожал.
-- Соображай скорее, или мы кинем жребий. У тебя есть выбор, кто из нас станет тебя допрашивать. Если он, то получится интересно. Сначала -- очень больно и страшно. Много раз проклянёшь миг своего рождения, родителей и самого себя. Потом вдруг поймёшь, что привык, и тебе нравится. Будешь лизать ему руки, если он позволит: умолять о продолжении. Расскажешь все свои и чужие тайны, пожалеешь, что знаешь мало. А он будет тебе улыбаться и вытягивать остатки жизни из твоего тела. Рано или поздно всё кончится. Хочешь?
Расширенные от ужаса красные зрачки проследили, как слетает на землю из тонких пальцев задумчивого очередная зелёная полоса. А весёлый вдруг подмигнул:
-- Выбери меня, я не такой затейник. Да и возиться лень. Просто заберу твою память и сразу убью. Быстро.
Масан сглотнул, облизнул пересохшие губы:
-- Я выбираю тебя. Быстро!
Задумчивый отвлёкся от ощипанного на две трети листа, глянул на пленника, кажется, с брезгливой жалостью:
-- Ты представляешь, как работает "Игла инквизитора"?
Масан опустил веки, не в силах совладать с голосом или кивнуть.
-- И ты, вольный охотник ночи, согласен превратиться в слюнявого идиота?
Слова задумчивого пробудили в пленнике остатки чувства собственного достоинства. Отвратительно! Но масан был взрослый и опытный, понимал: в обоих вариантах, предложенных проклятыми навами, лица не сохранишь.
-- Я могу сам, добровольно, ответить на все ваши вопросы. Знаю, вы почувствуете: вру я, или нет. Потом убивайте.
-- О, как любопытно! Давай попробуем, а, Идальга?
Задумчивый -- Идальга? Тот самый навский дознаватель? А оказывается, паниковать сильнее всё равно некуда.
-- Он выбрал тебя, Ромига. Вот и разбирайся с ним дальше, как знаешь. Я понаблюдаю.
Весёлый ухватил масана за плечи, встряхнул, усадил обездвиженное, проткнутое колом тело поровнее:
-- Твоё имя?
-- Шарль Малкавиан.
-- Возраст?
-- Двести тридцать шесть лет.
-- Место рождения?
-- Орлеан.
-- Родители?
-- Ровенна Бруджа и Бенедикт Малкавиан.
-- Родные братья и сёстры? -- нав спрашивал быстро, монотонно, не давая пленнику времени на размышления. Да и вопросы простые, чего раздумывать. Про родных, про двоюродных, про троюродных...
Масан не уловил момента, когда перед глазами замельтешила серебристая канитель, усыпляя внимание, затягивая из ужасной реальности в красивый и уютный иллюзорный мирок. Чья-то рука на волосах: лёгкое, почти ласковое прикосновение... Он даже не осознал, что вместо очередного вопроса звучит формула "Иглы". Не попытался защититься, а потом было поздно.
Ромига быстро, сосредоточенно считывал информацию. Молниеносный взмах катаны, и пустая голова покатилась по земле. Нав аккуратно вытер клинок, передёрнул плечами, будто от озноба, нахмурился:
-- И этот, кажется, ничего не знал про старого Бруджу!
-- А ты сомневался? Зато отнял у меня игрушку. Чем компенсируешь?
-- Он сам выбрал меня, а не тебя.
-- Ну-ну. Зачем тебе вдруг понадобилась его память?
-- Разобрало любопытство: посмотреть на нас глазами этого масана. На мир вообще. Почувствовать, как он жил, чем дышал.
-- Ясно с тобой, коллекционер душ! Я думал, масанов у тебя много.
-- Нет. Мы их всегда слишком быстро убивали. Есть одна масанка, мой первый самостоятельный опыт с "Иглой". Девочка настолько боялась "купания в лучах славы", что умоляла меня оглушить её, чем угодно. Я так удивился, что исполнил просьбу, а заодно, попытался понять. Вычерпал до дна, но всё равно не понимаю. До сих пор. Я бы выбрал: впервые в жизни увидеть солнце и встретить смерть в ясном сознании. Точно бы выбрал!