Выбрать главу

Я с трудом удержал серьезное выражение на лице. Нет, не то, чтобы она была смешной, но сам ее облик вызывал забавные ассоциации. Сегодня — первое сентября, Новый год на Руси, и все девушки (это праздник, скорее, девчоночий, чем семейный) надевают самые нарядные одежды. А какой цвет на Руси считается нарядным? Правильно — красный. Вот на скоморошке сейчас — красный, ярко-алый кокошник, рубашка с красной вышивкой, темно-вишневый сарафан, черная короткая коса перекинута через плечо, руки положены на заброшенный на плечи мушкет… Да, уже забавно получилось, тянка из аниме в стиле girls with guns, так она, помимо этого, для пущей нарядности прицепила на кокошник — звезду. Красную. Пятиконечную.

Получился этакий символ России сразу всех исторических периодов. Рубашка с красной вышивкой — Русь домонгольская, богатырская, кокошник — Русское царство, мушкет (да знаю я, что называется эта дура — пищаль! Но мне это название кажется дурацким, мушкет — круче) — Российская империя, ну и красная звезда — СССР.

Мушкет, понятное дело, не настоящий, вырезанный из дерева и раскрашенный. Пронырливая Аглашка уже успела с кем-то спеться — за один день! — и будет участвовать в какой-то самодеятельной новогодней сценке, вот для этого ей деревянный мушкет и нужен. Настоящий она, боюсь, не удержала бы.

Интересно, а можно ли наложить на деревянное оружие какое-нибудь Слово, чтобы оно стало по-настоящему стреляющим? Нет, ну а что? Вырежу себе кучу оружия… ага, потом вырежу себе еще и деревянных солдат, и буду как Урфин Джюс, с армией дуболомов. Главное — сделать им лица так, чтобы перерисовать было нельзя.

Господи, какой бред в голову лезет…

— Ты отлично выглядишь, Аглаша, — показал я большой палец, сделав вид, что не заметил обращение, как к возлюбленному.

— А я как выгляжу, Викешенька? — противно-слащавым голосом спросила Настя. В отличие от простой, как гудок, скоморошки, она просто дразнится.

— И ты просто очаровательна, Настя.

Аглашка явно задумалась, что лучше — быть отлично выглядящей или очаровательной. Настя нехорошо прищурилась, вот она явно для себя этот вопрос решила и, похоже, не в свою пользу…

— А я как выгляжу, Викешенька?

Клава, ну ты-то со мной так за что? Ты же хорошая девочка, а не язва, как эти две. Я посмотрел на княжескую дочку. Ее большие ясные глаза еще не наливались слезами, но явно было, что она и вправду хочет, очень хочет услышать слова одобрения. Господи, что там с ней делали в ее семье, что мне теперь приходится разгребать целые горы ее неуверенности в себе?

— Ты, Клава, сегодня особенно мила и прелестна.

И я опять не соврал. Все мои девочки прекрасны, как сегодня, так и каждый день. Повезло же мне, наверное… Или нет. Я еще не определился.

Глаза Клавы просто засветились обожанием. Глаза Аглашки, наоборот, сощурились, мол, а как же я?! И она явно задумалась, как ей переплюнуть прелестную Клаву и очаровательную Настю вместе взятых.

— А я как выгляжу, Викешенька?

Тетя Анфия! Тебе-то я что плохого сделал?! Тетя давилась смехом, изогнувшись в соблазнительной позе в нарядном сарафане.

— А я, Викешенька? А я?

Дита, невидимая никому, кроме меня, каталась от хохота, дрыгая длинными ногами. Она как-то выпытала у меня, что носят «за моей Гранью» и сейчас сменила одежду на наряд горничной: черное платье, такой длины, что ее правильнее было бы назвать не «длиной», а «коротиной» — но было ненамного ниже пояса, кружевной фартучек и белые бантики на рожках. Бесовка, одно слово…

— А давайте уже пойдем, а? — взмолился я.

* * *

Город, когда мы вышли из дома, уже кипел весельем. Множество красивых девушек с румяными щечками, в нарядных шубках — и зачем, спрашивается, сарафаны надевали? Д-девушки… — пение, хороводы, огромные чаши с медовухой, подходи, угощайся, сновали уличные торговцы с лотками пирожков, блинов, калачей, кувшинами сбитня, чая, бочонками кваса, да и просто воды, плясали скоморохи, пищал резкий голос Петра Ивановича Уксусова, то бишь просто кукольного Петрушки…

— Ай-я-яй, дяденька, пусти, а то мамке расскажу!

Я вывернул руку мальчишки и короткое острое лезвие, которым он тянулся срезать с моего пояса кошель, лязгнуло о доски мостовой.

— Скажи своей мамке, пусть тебя лучше учит. У меня мошны-то и нет вовсе.

Мальчишка сплюнул, пробормотал «англичашка…», и исчез в толпе. Я оглянулся — мои девчонки уже разбрелись кто куда, и решил зайти в ближайшую корчму, выпить чаю, а то, хоть и лето только что кончилось, но за Полярным кругом погода уже далеко не летняя.

За девчонок я не боялся: если кто-то вдруг решит обидеть природную ведьму или княжескую дочку, владеющих Огненным Словом, то я об этом и так узнаю. По громким крикам и запаху горелого мяса. Клава не отойдет от Насти, и за всеми тремя присматривает Дита… если, конечно, опять не заскучает… Ну и тетя с ними, присмотрит, чтобы никто не потерялся.