Может от усталости, а может от понимания безысходности, страшно мне не было. Признание меня главным изначально казалось подозрительным. Возможно, весь этот спектакль разыграли для того, чтобы принести меня в жертву. В такой сценарий не вписывается полное подчинение. Всё же нанёс значительный удар по старому мироустройству. Хотя, практически бессмертным существам ничего не стоит исправить то, что мне удалось сделать за последние несколько дней.
Стало любопытно, ведь ни о каких таинственных существах мне раньше не говорили. Даже убитый мною крылатый друг Бога не видел ни эту дверь, ни того, кто за ней может быть. Нет, это всё же врата. Подошёл вплотную и чуть не потерял равновесие.
Ворота втянули меня в себя и пропустили на другую сторону. «Прямо мальчик со шрамом на лбу ищет поезд», – подумал, оглядываясь по сторонам. Увидеть мне удалось примерно… ничего. Внутри было совершенно темно, а темнота мне с самого детства не очень нравилась.
Зато слышались звуки шагов. Причём таких, которые мог бы издавать монстр раза в три-четыре покрупнее Ахерона. Безызвестность понижала мой боевой настрой, поэтому, сконцентрировавшись, создал на поверхности ладони горящую свечу.
В её свете стал различим какой-то большой предмет. Когда нечто телесного цвета с огромными ресницами закрыло его, а потом снова открыло, до меня дошло, что это был глаз. Очень большой глаз, зрачок которого уставился прямо на меня. Захотелось развернуться и убежать отсюда, либо выпустить в него парочку молний.
– Кажется, его время закончилось, – донёсся откуда-то сверху и сбоку громкий голос.
– Нас раскусили! – воскликнул другой.
– Может быть, это его очередная шутка? – усомнился третий.
– Время ещё не пришло! Ещё почти тысячу лет он не должен был появляться! – выкрикнул ещё один, в этот раз определённо женский.
– Может быть, нужно спросить моё мнение? – прервал беседу неизвестных гигантов, как можно более громко произнося слова.
Интерлюдия
Когда стало одиноко в темноте, было принято решение осветить всё вокруг. Он создавал всё с любовью. Ему не было важно, сотворяется целая звезда или крошечный атом. Ко всему был одинаково внимательный и заботливый подход.
Чтобы всё хранилось не только в его бессмертной памяти, Он одним из первых создал Его и дал крылья, чтобы подарить возможность летать и смотреть на появляющееся великолепие. Только радость, много радости было в мыслях.
Получалось делать выбранную планету всё интереснее и интереснее. Наблюдателю, нет, другу, частичке его самого, тоже нравилось происходящее. Хотелось радовать Его каждый миг. Поэтому появлялось новое и новое. Восторг носителя крыльев грел больше, чем создаваемые светила. Затем один из тех, кого Он считал больше всего похожим на себя, лишил жизни другого. Едва удалось ухватить ниточку той уникальной души.
Пришлось создать два новых мира. Один из них тоже создавался с трепетом, потому что там должен был жить его любимец, венец его мастерства. Другой был таким же жарким и беспощадным, как его разочарование в брате убитого.
Шло время и Он всё больше жалел о создании подобных себе, но не столь сильный существ. Однажды, пришлось покинуть облюбованную некогда планету, чтобы не видеть раздирающую её боль, которую его дети сами для себя создают. Никакие попытки что-то исправить не приносили плодов. Всё стало выходить из под контроля. Тогда даже зов друга не заставил его вернуться.
Всё было хорошо. Очень долго царило счастье среди избранных. Но вот появился первый упрёк. Он ответил на него и подумал, что теперь всё снова будет как прежде. Нет. Упрёков стало больше и это расстраивало, заставляло грустить. Друг больше не восторгался как тогда, в самом начале, и некоторая холодность любимого существа обжигала.
На пике разочарования Он хотел уничтожить всё и создать заново. Но вспомнив о друге, в которого вложил частичку себя самого, чего не делал никогда до или после этого, друге, бывшем с ним всегда, который не примет такое решение, просто ушёл. Мчался так быстро, долго и достиг таких далей, что перестал верить в существование всего созданного раннее.
Он начал забывать со временем всё плохое и укутался в окружающей тьме в воспоминания обо всех хороших моментах. Так шли мгновения, а может века, пока не случилось что-то странное. Резкий укол боли заставил метаться в пустоте и пытаться отыскать дорогу домой.
Это удалось сделать. Но дома не было друга, тот не слышал зов. В первом мире всё изменилось, как и во втором. Третий Он посещать не хотел, потому что это заставило бы его снова уйти. Возвращению отца возрадовались старшие дети. Они ликовали, приветствуя его и рассказывая обо всём, что было.