– Красивая у вас кухня, – заметил он, оглядевшись по сторонам.
Кухню Приста и впрямь можно было бы выставить в демонстрационном зале мебельного магазина, торгующего жильем под ключ. Мебель из светлого дерева, столешницы из черного гранита. Салатовые прожилки, украшающие стену над встроенной техникой, отражались в полированных поверхностях высоких табуретов, стоящих вдоль барной стойки. В воздухе все еще витал запах горелой рыбы.
– Чем это пахнет? – принюхался полицейский.
– Камбалой.
– Понятно. Она легко подгорает.
– Не совсем так. Вообще-то, ее довольно трудно испоганить.
Полицейский попытался изобразить сочувственную улыбку, но и на этот раз улыбнулись только его губы.
– Так чем же я могу вам помочь, офицер?
– Меня послал к вам наш комиссар. Сейчас у нас идет чистка архивов, и кто-то наткнулся там на какие-то вещи, которые вы оставили, когда ушли. По правде говоря, я до этого ничего о вас не слышал, но комиссар сказал, что в свое время вы были в лондонской полиции человеком известным и что я должен доставить вам эту коробку лично.
– Я ушел из Скотленд-Ярда десять лет назад.
– В самом деле? Видимо, вы произвели сильное впечатление.
– Похоже на то. Правда, я не припоминаю, чтобы что-то оставил там десять лет назад.
– Что ж, тогда давайте посмотрим, что у нас тут есть.
Полицейский протянул руку к коробке, быстро снял с нее крышку и достал длинный металлический предмет.
– Американская полицейская дубинка со второй боковой рукояткой, – прокомментировал Прист. – Такими пользовались в девяностые. У меня никогда не было такой штуки.
– В самом деле? – Полицейский взглянул на дубинку, всем своим видом выражая удивление.
Потом изучающим взглядом посмотрел на нее снова, словно ожидая, что она сейчас откроет ему какой-то доселе скрытый секрет. Прикинув ее вес в руке, он покачал головой.
– Так вы говорите, вас послал ко мне комиссар? – уточнил Прист.
– Да.
– Старший инспектор Причард?
– Да.
Прист упал, приложившись головой о край барной стойки. Ему пришлось пострадать дважды. Первый удар был с размаху нанесен концом дубинки и угодил в висок – ему не хватило какой-то доли секунды, чтобы увернуться. А во второй раз он задел головой угол гранитной столешницы, когда уже падал. От этого второго удара Прист и вырубился.
Чарли открыл глаза и поначалу не почувствовал ничего, кроме пульсации крови в ушах.
Причард ушел в отставку три года назад. Полицейская форма была настоящей, но одетый в нее человек – не полицейский. Следовало догадаться об этом раньше. Ведь визитер нацепил шлем. До ближайшего полицейского участка отсюда три мили. Шлемы носят только те полицейские, которые патрулируют пешком, те же, кто патрулирует на машинах, носят форменные фуражки. Этот малый никак не мог пройти три мили пешком со шлемом на голове, якобы неся старые вещи Приста.
Какой же я идиот. Сначала сгоревшая рыба, а теперь еще и это…
Вначале Прист не ощущал чужого присутствия, хотя и понимал, что этот липовый полицейский наверняка все еще где-то здесь. Тот посадил его на стул и обрывками кабельных хомутов прикрутил запястья к подлокотникам, а лодыжки – к ножкам. Кабель больно впивался в кожу. Пока Прист был без сознания, видимо, непроизвольно двигал ногами, и хомуты оставили глубокие рваные борозды. Туловище на уровне груди было примотано к спинке стула скотчем. Он мог разве что слегка подвигать головой, и все.
Сама же голова была обмотана мокрым полотенцем, закрывающим глаза. По сути, Прист мог находиться где угодно, но запах горелой рыбы ясно говорил о том, что он по-прежнему в своей кухне.
Чарли напряг мышцы, пытаясь освободить запястья, и руки пронзила острая боль. Похоже, в ближайшее время он вряд ли сможет отсюда уйти. Пока что хозяин положения – человек в синей полицейской форме. Чтобы попытаться изменить ход игры, у Приста есть максимум несколько минут. Если бы они дрались на равных, исход мог бы быть только один. Ведь в этом типе от силы шесть футов, и под этой своей формой он довольно тщедушен, а у Приста рост – шесть футов три дюйма [2], а весит он двести семнадцать фунтов [3], просто гора мышц. То, что этому малому удалось вырубить хозяина дома, – скорее результат везения, чем большого ума.
Возникло такое чувство, что он сидит тут, не имея возможности пошевелиться, целую вечность, хотя совершенно очевидно, что прошло всего лишь несколько минут. Несколько минут, в течение которых не удалось подумать ни о чем, кроме шума в ушах и резкого запаха горелой рыбы.
Внезапно полотенце сорвали, и взору Приста вновь предстала его кухня. Однако вид портила фигура лжеполицейского, ухмыляющегося во весь рот.