— Ладно, жди, — буркнул Николай.
«Почему всегда мы? — зло думал он, проходя мимо дежурки и видя сквозь прозрачную перегородку, как капитан Ковтун, похохатывая, общается с кем-то по телефону. — Почему всегда уголовный розыск? В каждую дырку, в каждое дерьмо. Зарплата, что ли, особая? Черта с два! Всяких служб невиданных расплодилось, а всем по херу!
Взыскания не пугают, совесть не жрет… Почему всегда я? Я — чего суечусь?!»
Определенного ответа у него на этот вопрос не было. Понимал, конечно, что не только ковтуны с женьками вокруг кокардами блестят. Но походило на то, что их, как ни крути, большинство. И не природное свинство было всему причиной. В обычной жизни они ведь мужики, как мужики, небезупречные, но кто без греха?
Ковтунами и женьками они становились, заняв свое место в системе, приноровившись к ее неписаным правилам.
Логинов терпеть не мог казенных фраз типа «высокая ответственность», «чувство долга». Но иногда, пытаясь разобраться в себе, он приходил к мысли, что, наверное, именно так и называется это его «больше всех надо». От таких выводов ему делалось неловко, будто брякнул с трибуны что-то несуразное.
Николаю вдруг нестерпимо захотелось выпить, хоть немного, чтобы скинуть накопившееся напряжение. Но он отогнал соблазн. Этим проблем все равно не решишь.
А через несколько минут прекратилась подача электроэнергии с «мазутки», и районный отдел внутренних дел, как и весь поселок, погрузился в темноту.
26
Бабка Наталья Сыроваткина надумала с вечера маленько протопить в избе — холодает ночами. Хватилась спичек, но один только пустой коробок и нашла. Дед повытаскал.
И смалит, и смалит папиросы свои! Когда с «большой земли» завоза не было, думала, может бросит. Ага, дожидайся! Самосаду где-то достал, махры. На весь дом вонища стояла. А чтоб в сенях курил, об том и не заикайся. Все спички извел.
Дорогие ведь нонче спички, да и тех в магазине неделями не бывает. Не завезли, говорят. Для своих-то у них все есть. С электричеством тоже беда стала. Чуть не каждый вечер отключают. О-хо-хо! Без спичек в дому не жизнь.
Дед при свете старинной настольной лампы «подхалимки» чинил болотные сапоги.
Лампа стояла на столе, а ее черную гусиную шею дед опустил вниз, поближе к сапожной «лапе». Посмотришь — подхалимка и есть: задницу отклячила, спину в три погибели изогнула, голову приподняла, в лицо заглядывает — чего изволите?
Дед курить хотел, но как же без спичек?! И хоть злой будет сидеть, что твой пес, но сам никуда не пойдет. Такой характер имеет.
Слава богу, дыму поменьше стало, зато клеем навонял. От него совсем дышать нечем. И холодно. Бабка Наталья передернула плечами под стеганой безрукавкой.
Нет, надо на улицу итить, воздухом продышаться, может, где и спички добудутся.
Она зыркнула на деда в напрасной надежде, что не вытерпит без отравы своей и сам пойдет спички искать, повозилась, покряхтела и направилась к двери. Но едва ступила в сени, отключили электричество. В избе громко заругался старик.
Матерщинник окаянный! Тоже ведь не отучишь. Теперь уж, все одно, без спичек не обойтись.
Бабка, пробираясь ощупью, вышла во двор. Кольцевая улица тонула в сырой темени, пронизанной растворенной в воздухе моросью. Наталья увидела, как в окнах двух-трех соседних домов затеплились слабые огоньки. Остальные-то спать, что ли, полегли? Она остановилась в нерешительности. К кому же податься? У тех темно, там — собака злющая, а к этим и идти неохота, до чего люди поганые. У Катьки, завбаней, вон, вроде, мерцает. К Катьке в самый раз и будет.
Посетить заведующую банно-прачечным комбинатом бабку, помимо прочего, побуждало еще и любопытство. Очень хотелось узнать: пришел к ней ноне ухажер или нет?
Старуха резво перебежала наискосок улицу, просунула руку между штакетин, сдвинула вертушку калитки и безбоязненно просеменила через двор. Не держит Катька собаки.
Стучаться пришлось долго, аж кулак заболел. Но светится же в окнах, значит есть кто-то, значит, не спят. Чего же не открывают? Забавля-аются!.. Не могла уж по себе найти, выбрала узкоглазого. Небось, корысть с его каку-то имеет. Просто так бы не спуталась, баба видная.
Наконец в сенях послышались шаги, дверь приоткрылась, и в щели показалась Катина кудрявая голова.
— Чего тебе, бабушка?.. Спички? На вот, возьми.
Тут же в сенях они и отыскались. В избу, однако, не пустила, значит, точно, не одна вечер коротает. Глянуть бы, как они там расположились, да не полезешь же напролом. Но не солоно хлебавши Наталья ретироваться не собиралась.