Когда до калитки оставались считанные шаги, за спиной Алексея оглушительно бухнуло, и земля словно выпрыгнула из под ног. В затылок ударило раскаленным молотом. Падая, Головин сделал отчаянную попытку прикрыть собой мать от несущегося вслед раскаленного вихря.
На том месте, где горбился земляной бугор, ослепительно полыхнуло. Непомерно длинные тени потеками испарившейся темноты расплескались во все стороны. Тугой грохот, словно лопнула исполинская шина, сотряс окрестность, прокатился по поселку, ударился об окружавшую его кольцом стену тайги и, дробясь многократным эхом, ушел в сопки.
Испепеляющий смерч закрутился над двором, круша постройки, ломая деревья. В неистовом веселье от обретенной свободы он, будто щелчком великаньего пальца, сшиб с дома крышу, повалил изгородь, топнув гигантской ножищей, взметнул над подворьем комья земли и горящие обломки.
Раскаленный ураган пронесся над распростертыми телами матери и сына, налетел на поселок, отозвавшись по всей округе звоном бьющихся стекол и неистовым лаем всполошенных собак.
Когда схлынул жар, Алексей приподнял голову, на которой трещали и дымились волосы. Огляделся. В беспросветное небо величаво уплывало клубящееся, подсвеченное снизу сполохами облако, из него сыпались на землю щепки от перемолотых взрывом бревен и досок, какие-то пылающие комья и клочья.
Занялся угол покосившегося дома, и в мелькающем свете пожара Алексей разглядел огромную воронку, продавившую двор посередине. Он оглядел мать, которую прикрывал собой, но не понял, жива она или нет. В голове перекатывался гул, саднила обожженная кожа. Но сквозь подступающее беспамятство он еще успел заметить, как за рухнувшим забором, из хаоса заваливших дорогу горящих обломков, из плывущего над землей слоистого дыма поднялась вдруг странная, косматая от обгоревших лохмотьев фигура, вся будто измятая взрывом, и, неуклюже раскачиваясь из стороны в сторону, убрела по улице к в сторону поселкового цетра.
29
Ближе к вечеру здание районной администрации словно вымерло. В области чиновники трудовую вахту заканчивали строго по расписанию — хоть часы сверяй. А здесь порядки попроще, можно и загодя смотаться.
Больше часа одиноко просидела Раиса в редакционном кабинете, отрешенно созерцая через окно пустынный перекресток, над которым медленно сгущались сумерки. Глухая тишина медвежьего угла просачивалась в здание, заполняла его по самую крышу, расползалась по помещениям, изгоняя из них последние воспоминания о дневной жизни.
От тишины и безлюдья в Раисиной голове возникали разные мысли. Были они тягучие и муторные, под стать окружающей обстановке. Думалось, например, во что же выльется ее, так стремительно возникший, и, если здраво рассудить, ничего путного не сулящий роман с нетрезвым, безалаберным следователем, у которого в мозгах, похоже, резвятся таракашки. Чаяния о замужестве показались вдруг Раисе смешными и даже неприличными, и от этого сделалось обидно и неловко.
Вспомнилось, как однажды собралась она поутру домой после, прямо скажем, развеселых выходных. Переночевать в теплой компании уговорил ее один симпатичный молодчик с личной «иномаркой». Дескать, сейчас он поддатый, за руль нельзя, а утром домчит с ветерком. Она, конечно, не из-за этого осталась, просто молодчик понравился. И, надо сказать, не разочаровал. А наутро она проснулась — его и след простыл вместе с «иномаркой».
Точно такое же было чувство. Вроде, ни на что особенное не рассчитывала, а обманули, оказалось — верила.
И еще подумалось, что он, следователь этот, наверняка не всерьез плел всю эту ахинею. В том числе и про ужасы свои. Надо же чем-то бабе мозги пудрить.
Другого, видать, ничего не нашел. Она его за муки полюбила, а он ее… как водится, надул.
Про замуж — это уж точно спьяна. Но, признаться, поверить Раисе ужасно хотелось.
Хоть и не стоило, чтобы опять не попасть в идиотское положение. Такой вот порочный круг, Эх, дура ты, дура!..
Однажды, на заре своей неудавшейся супружеской жизни Раиса, по-страшному ревнуя чертова хоккеиста, позволила облапошить себя молодой грязненькой цыганке, отдала ворожее золотое кольцо, немалую сумму денег. Понимала, что дура, но просто не знала уже, на что понадеяться. В итоге, конечно, ни кольца, ни денег, ни хоккеиста. Когда цыганка не явилась на рандеву в назначенный срок, Раиса словно очнулась: кинули, как последнюю!.. Ревела тогда ужасно, и не из-за убытка, а потому именно, что дура.
Выходило, что цыганка та никуда не отлучалась далеко, плелась всю жизнь следом, да похихикивала, выглядывая из-за угла.