Он кивком головы указал на дверь, и повторил приказ:
– Отпирай ее! Живо!
Дядя Гена уронил голову и поплелся исполнять полученное распоряжение.
6
Чтобы провернуть ручку, пришлось попотеть. Вначале ее тянул один дядя Гена, затем к нему присоединились Саша и Вова. Потянули, кряхтя от натуги. И тут Вова почувствовал, что сейчас разразится катастрофа. В его животе творилось нечто страшное, нечто такое, природу чего он не понимал.
– Эй, ты куда это намылился? – крикнул ему Цент, когда Вова, на полусогнутых ногах, попытался забежать за другую сторону холма.
– Мне надо! – приплясывая, и корча гримасы страдания, признался Вова слезным голосом.
Цент навел на него пистолет.
– Терпи! – приказал он. – Или ты не мужик?
Вове очень хотелось быть мужиком, но в животе уже бушевала настоящая буря. Он понял, что не вытерпит.
– Я не могу! – простонал он. – Пожалуйста, отпустите меня.
– За дурака вы меня держите, или как? – удивился Цент. – Никто не уйдет с моих глаз. Ясно?
Вова понял, что сейчас разразится катастрофа, и он совершит грязное дельце на глазах своей возлюбленной. Если Катя увидит все это, она никогда не захочет быть с ним. Он бы, на ее месте, не захотел.
– Я вас прошу! – рыдал он. – Войдите в мое непростое положение!
– Нет! – отрезал Цент. – Если приспичило, то устраивайся здесь, у меня на виду. Или так, или терпи.
Терпеть уже было невозможно, и Вова, мысленно прощаясь с надеждой на большую и чистую любовь, выбрал меньшее из двух зол. Оно было ненамного меньше другого зла, но все же меньше.
Он едва успел спустить штаны и присесть, как слабительное показало свою силу. Вова выпил минералки больше всех, вот и доза коварного препарата ему досталась лошадиная. Точнее – слоновья.
Такого позора Вова прежде не переживал, и очень надеялся, что не переживет никогда. Напрасно наделялся.
Первым над ним засмеялся бездушный изверг Цент. Прямо-таки захохотал, глядя на сидящего на корточках юношу с красным от стыда и мокрым от слез лицом, из которого со свистом и грохотом вылетали последствия передозировки слабительным средством. Второй засмеялась Машка. Следом за ней Таня, а потом Саша с дядей Геной. Катя крепилась долго, но когда она залилась звонким хохотом, Вове реально расхотелось жить.
Лишь одного человека не насмешило чужое унижение – Владика. Тот вообще не понимал, что тут смешного. Ну, ему было ясно, почему ржет Цент – тот всегда любил посмеяться над чужим горем. Но с остальными-то что? Или они думают, что сами никогда не окажутся в такой же ситуации, как несчастный Вова? Если так, они плохо знают Цента.
– Да отоприте вы уже, наконец, эту дверь, пока Вова бесстыдник не загромоздил все подступы! – сквозь смех потребовал Цент.
Дядя Гена и Саша навалились на колесо, и то медленно сдвинулось с мертвой точки, издавая отвратительный визг и скрежет. Они провернули колесо трижды, затем потянули его на себя. Взвыли ржавые петли, и толстая дверь медленно приоткрылась. Пока все смотрели на черный прямоугольник входа, Вова быстро подтерся листиками с ближайшего куста, и попытался принять самый невинный вид, дескать, ничего не случилось.
– Идем внутрь, – скомандовал Цент. – Вы первые, мы за вами.
– Всем идти необязательно, – намекнул дядя Гена. – Я мог бы один показать вам все, а остальные….
– Останутся валяться здесь, зверски убитые, – закончил за него Цент. – Мне что – сто раз повторять? Живо все внутрь!
Почти сразу за дверью начиналась железная винтовая лестница, уводящая куда-то во тьму. К счастью, участники экспедиции захватили с собой фонарики.
Ступени и перила были покрыты толстым слоем бурой ржавчины, которая явно указывала на то, что уже многие годы нога человека не ступала в это подземелье. Звуки шагов эхом скатывались вниз и терялись в загадочных глубинах. На бетонных стенах колодца сверкали капли конденсата.
– Как давно построили этот бункер? – спросил Цент. Голос его прозвучал непривычно глухо, будто он произносил речь, сидя в пустой бочке.
– Я точно не знаю, – признался дядя Гена. – Давно. Еще в пятидесятые годы.
– А консервы с тех пор не испортились? – забеспокоился Цент о самом дорогом и милом сердцу – о еде.
– Запас пищи периодически обновлялся. В последний раз это случилось в конце перестройки. Но ты не волнуйся, эти консервы могут храниться сотни лет.
– Хорошо бы, – произнес Цент. – Прямо не терпится их отведать.
– И тогда ты нас отпустишь? – уточнил дядя Гена.
– Конечно. Как и договаривались.
Как же приятно было иметь дело с наивными лопухами. Они, похоже, действительно верили в то, что он позволит им уйти. Им, единственным, кому известно местоположение бункера. Цент едва не рассмеялся. Ну, да, размечтались. Уйдут они, как же. Если только на тот свет.