Заодно подумал, что под горячую руку можно ликвидировать и Владика. Программист слишком много ел.
По винтовой лестнице они спустились в глубину метров на двадцать, и очутились в большой бетонной комнате, где не было ничего, только одна дверь, большая, железная, и, похоже, очень толстая. На полу ворсистым ковром раскинулся слой пыли, в углах свисали клоки паутины.
Дядя Гена подошел к двери, ухватился за ручку и крутанул ее. Та провернулась удивительно легко. Похоже здесь, на глубине, смазка не вытекла и не выпарилась из механизмов, и они по-прежнему исправно функционировали.
Цента снедало нетерпение. Скорее бы увидеть сокровище – тысячи банок с тушенкой, и все они его, только его. О, он славно устроится здесь. Бункер старый, но просторный. Если провести здесь генеральную уборку, кое-что подкрасить, наклеить обои с веселенькими цветочками, завезти мебель, бытовую технику и генераторы, можно жить и горя не знать. Он бы стал властелином тушеночного подземелья, восседающим на троне, отлитом из пустых консервных банок, а Владик его страдающим от карательного недоедания рабом.
За дверью протянулся длинный и широкий коридор. Цент заметил на потолке полусферические колпаки ламп, и пришел к выводу, что где-то в бункере есть источник электроэнергии. Он, вероятно, давно вышел из строя, да и топливо для него едва ли сохранилось. Но когда-то все здесь заливал свет электрических ламп. В их свете эти рукотворные пещеры определенно выглядели уютнее, чем теперь.
Коридор вывел их в следующее помещение. Это было то самое распутье, с тремя дверьми на выбор.
– Сюда, – сказал дядя Гена, указав на одну из дверей. – За ней склад с тушенкой. Я могу….
Он не успел договорить. Цент оттолкнул его с дороги, и сам бросился к двери. Когда речь заходила о консервах, посредники ему не требовались.
– Здравствуйте, мои дорогие! – пропел он, распахивая дверь. – Я так по вам….
Он успел увидеть главное – никаких консервов внутри нет. Совсем. А в следующее мгновение кто-то мощно лягнул его ногой в зад, и Цент с криком полетел вперед. Перед ним возник старый фанерный стол. Цент врезался в него, опрокинул, и сам кувыркнулся через него, больно врезавшись плечом в холодную бетонную стену. Не успел опомниться, как услышал возмущенные крики Машки и скулеж Владика. Тех схватили, и впихнули следом за ним. А затем дверь с грохотом захлопнулась, и Цент прекрасно расслышал, как лязгнул запорный механизм замка.
– Вот и верь после этого людям, – мрачно произнес он, поднимаясь на ноги.
Они очутились в небольшой комнате, где, помимо стола, вдоль стен выстроились старые желтые шкафы, на полках которых громоздились папки, пухлые от набитых в них бумаг. На стене висел большой портрет, запечатлевший какого-то нерусского пожилого мужика с усами. Рядом с ним красовался плакат, на котором жизнерадостные рабочие вкалывали за еду, а сияющие счастьем крестьяне ишачили за трудодни. Была и надпись, зовущая вперед, к победе чего-то там над чем-то этим. Цент даже читать не стал.
Машка и Владик в четыре хилых кулачка барабанили в запертую железную дверь, и хором просили выпустить их.
– За что вы так с нами? – искренне возмущалась Машка, демонстрируя эталонную девичью память. – Мы ничего плохого вам не сделали.
– Простите нас! – выл Владик, разбрызгивая слезы на метр перед собой. – Мы больше не будем!
– Замолчите! – негромко приказал им Цент.
Спутники повернулись к нему. На их лицах он прочел боль и отчаяние. А конкретно на лице Владика еще и глупую надежду на то, что все это какая-то шутка, и сейчас их новые друзья отопрут дверь, после чего все они дружно посмеются над этим.
– Почему они это сделали? – спросила Машка.
Цент испустил тяжкий вздох, и вымолвил горькие слова:
– Нас кинули. Как лохов.
– Что они хотят сделать с нами? – дрожащим голосом спросил Владик.
– Ничего, – пожал плечами Цент. – Просто оставят здесь.
– Надолго?
Цент посмотрел на программиста, и невесело усмехнулся.
– Навсегда, Владик, навсегда.
– Как это – навсегда? – вздрогнул тот. – Но ведь…. Ведь если они бросят нас здесь навсегда, мы….
– Умрем, – закончил за него Цент. – Все верно. В этом и заключается их гнусный план.
– А как же наш уговор? – простонала Машка. – Мы же с ними договорились.
– Увы, они оказались бесчестными людьми, – вынужден был признать Цент. – Не захотели играть по правилам.
– И что же с нами будет? – спросила Машка. – Что? Неужели….
Тут она обхватила голову руками и горько заплакала. Спустя секунду к ней присоединился Владик. Цент заткнул пальцами уши, чтобы не слышать хоровую истерику двух малодушных девок.