Они медленно двинулись к выходу. Шли вдоль стены, прикрываясь портретом, как щитом. Зомби держались от них на почтительном расстоянии. Грозный лик, взирающий на них с полотна, ужасал и восхищал их, внушал им сыновью любовь и рабскую покорность. Цент подумал о том, что если бы сейчас зазвучала запись голоса отца народов, все пионеры-злодеи попадали бы на колени и начали молиться.
Они почти добрались до выхода, оставалось сделать всего несколько шагов. Цент уже видел металлическую винтовую лестницу, уводящую на поверхность. Но тут Вова, несущий вместе с Владиком портрет вождя, увидел у противоположной стены знакомый силуэт.
– Катя! – завопил он. – Катенька, ты жива! Идем с нами, Катя.
И бросился к возлюбленной, выпустив из рук свой край портрета. Один Владик, конечно же, не сумел удержать большое и тяжелое полотно, и товарищ Сталин упал лицом на пыльный пол коридора.
В этот момент Вова достиг возлюбленной, схватил ее за руку и попытался тащить за собой, к выходу. Но у Кати были иные планы на будущее. Она повернула лицо к своему воздыхателю, лицо, чья правая половина почти отсутствовала, обглоданная зубами мертвецов, и, резко качнувшись вперед, сомкнула челюсти на Вовином ухе. Брызнула кровь, паренек истошно завизжал. Он все понял – его возлюбленная превратилась в монстра. Попытался вырваться, но Катя вцепилась в него мертвой хваткой и повалила на пол. Сама рухнула на него сверху, ее окровавленные зубы вонзились в горло поклонника. Предсмертный крик Вовы сменился булькающим хрипом.
Цент, Машка и Владик уже неслись вверх по винтовой лестнице. А за ними, жутко рыча, гнались мертвецы. В их рычании слышалась настоящая ярость. Они словно бы не могли простить святотатцам того, что те уронили портрет их любимого товарища Сталина.
– Скорее! Быстрее! – кричал Цент, громыхая ногами по ступеням. – Отставших ждать не будем. Владик, тебя это касается больше других.
Цент увидел прямоугольник выхода – дверь, ведущая наружу, осталась приоткрытой. Он выскочил на свежий воздух, и тут же развернулся, готовясь захлопнуть люк. За ним следом из бункера вылетела Машка. Цент уже начал закрывать дверь, представляя, какое лицо будет у Владика, обнаружившего, что его заперли в подземелье вместе с ордой мертвецов, но тут наружу вылетел визжащий от ужаса программист, врезался в Машку, и оба они упали на землю. После этого Цент решительно захлопнул люк и крутанул ручку, запирая адское подземелье. Приложив ухо к толстой двери, он услышал приглушенные звуки, долетающие изнутри. Рычание и удары – зомби в бессильной ярости колотили кулаками по железной плите.
– Ничего, ребятки, – тяжело дыша, утешил мертвецов Цент, – побеситесь и успокоитесь. Развлеклись, и будет. Глядишь, кто-нибудь когда-нибудь влезет к вам еще раз, но точно не мы.
Он отошел от двери и повернулся к своим спутникам. Машка и Владик лежали на земле, тяжело дыша, всхлипывая и слезоточа.
– Возвращаю, – сказал Цент, и уронил перед девушкой взятый у нее меч.
Он поднял взгляд к темнеющему вечернему небу. Близились сумерки. Бродить по лесу ночью было бы очень глупо, и Цент произнес:
– Вставайте, хватит валяться. Идемте к тачкам. Я устал, как собака, и проголодался, как волк.
13
Уже в сумерках они добрались до оставленных на поляне автомобилей. Цент первым делом набросился на еду. Он трапезничал с таким пылом и с такой неуемной яростью, будто не видел пищи долгие годы. Его спутники, измученные, пережившие стресс и кошмар, сидели рядом на травке, и вяло жевали тушенку.
– Они все погибли, – шмыгнув носом, сказала Машка. – Все эти люди. Это так ужасно.
– Не бери в голову, – посоветовал ей Цент, зубами разорвав пачку сухариков. – Их шайка была обречена. В любом случае. Уж ты мне верь. Я сразу вижу, кто сумеет выжить в суровых условиях зомби-апокалипсиса, а кому лучше даже и не пытаться.
Владик, не поднимая глаз на Цента, про себя подумал, что группа выживших людей стала группой обреченных на смерть людей в тот момент, когда судьба свела их с извергом из девяностых. Не случились этого, жили бы они и жили.
– И потом, они сами виноваты в своих бедах, – заметил Цент. – Зачем обманывали? Зачем потащили нас в этот адский бункер, наобещав горы тушенки?
– Но ведь ты собирался подвергнуть их зверским пыткам, а затем убить, – напомнила Машка. – Какой у них был выбор?
– Э, ты вот это прекращай! – возмутился Цент. – Не пытайся выставить меня виноватым. Я тут совершенно не при чем. Моя совесть чиста.
С этим Владик мог бы согласиться. Совесть у Цента действительно была чистой, по той простой причине, что злодей из девяностых ни разу в жизни ею не пользовался.