Когда я вернулся, Тойоду и Хисинуму уже, кажется, вынесли на поверхность. Они на пару даже не шевелились. Откуда-то взялась кислородная маска. Ее по очереди прикладывали ко рту того и другого и пытались сделать массаж сердца. Помимо них, там сидели на корточках несколько других работников станции, а также пассажиры. Сбоку от ворот Министерства внешней торговли есть изгородь, и все сидели, опершись на нее. Что к чему — я уже ничего не понимал.
Затем наконец-то приехала неотложка. Я точно не помню — кажется, Тойоду и Хисинуму повезли на разных машинах. Двое-то в одну машину «скорой помощи» не помешаются, вот одного и повезли, кажется, на обычной машине. Они оказались единственными тяжелыми на нашем участке.
К тому времени вокруг выхода Al1 скопилось немало зевак, набежала пресса, подтянулись пожарные и полиция. Помню, что народу было много. Пресса с микрофонами в руках брала интервью у работников станции и пассажиров. Сдается, к тому времени вход в станцию был уже перекрыт.
Убедившись в этом, я пошел пешком в больницу «Эйч». Захожу внутрь, и вижу, как по телевизору в холле передают новости «Эн-эйч-кей». Показывают место происшествия в метро. Тогда я узнал, что Такахаси умер. Да, узнал из теленовостей. Эх, опоздали, не успели… к сожалению.
Мое состояние именовалось примерно так — «сужение зрачков». Было темно в глазах. И подташнивало. Никакого обследования или анализов — только поставили капельницу. В таком духе, мол, первым делом — капельница. Все это время я не снимал форму. У меня было легкое состояние. Думаю, я пострадал меньше, чем кто-либо из тех, кто оказался ближе. Вот Оохори — тот пролежал в больнице очень долго. Мне повезло, что сразу вышел на поверхность.
После капельницы я вернулся пешком на станцию с нашими сотрудниками. Поезда линии Тиёда следовали без остановок на Касумигасэки, и мы вернулись в офис линии Маруноути. То, се — вернулся домой только вечером. День выдался таким длинным-предлинным. Отдохнув следующий день, я вышел в ночную смену 22-го.
Если честно, помню это происшествие лишь местами. В некоторые моменты память очень отчетливая, во всех остальных — смутная. Очень много выпало. Видимо, потому, что я был на взводе. Помню, как стало плохо Такахаси, как везли его в больницу. Все остальное вспоминается с трудом.
Нельзя сказать, что меня связывали какие-либо личные отношения с Такахаси, он — один из помощников начальника станции, я — молодой. Мы находились на совсем разных уровнях. Его сын тоже работает в метро, на станции N. Мы с ним примерно одного возраста. Таким образом, Такахаси мне в отцы годился. Но когда я общался с ним, этой самой разницы в возрасте не ощущалось. Такое чувство, что он не разделял сослуживцев на старших и младших. Был спокойный, все его уважали. С пассажирами всегда предельно вежлив и обходителен. Я обращался к нему по фамилии, но все звали его по прозвищу — Иссё-сан. Так, по-дружески.
Хоть я и оказался вовлечен в этот инцидент, желания отсюда куда-нибудь перейти у меня совершенно нет. С самого прихода на работу я тружусь на этой станции. Сравнивать ни с чем другим не могу, но здесь мне очень нравится. Привязался я к этому месту, что ли.
В то время Такахаси еще был жив.
Мията-сан работает в торговой фирме «Санва», лет шесть как водит машину «Телевидения Токио». Ожидает прямо в студии. Когда что-то происходит, гонит груженную техникой для прямого вещания машину прямо к месту происшествия. Не являясь при этом работником телекомпании. Я даже не знал о существовании такой системы. Что не умаляет его водительского профессионализма. Бывает, чуть ли не летит наперегонки с конкурентами, а дадут команду — как есть отправляется из Токио на Хоккайдо. Одним словом, работенка не из легких.
Водительский стаж очень долгий, за баранкой — с середины шестидесятых. С детства любит машины, чуть заходит разговор о них — весь загорается. При этом ездит он без нарушений и аварий. Примерно раз в год бывает вынужден нарушить, отдавая себе отчет, а все остальное время — примерный водитель. Говорит, «если ехать, имея глаза не только впереди, но и на затылке, ничего страшного не произойдет». Но с места зариновой атаки ему пришлось везти пострадавших в больницу, не оглядываясь по сторонам.
Родом из Токио, там же и вырос. Женат, имеет одного ребенка. Моложавый на вид, и пятидесяти пяти ему никак не дашь. Говорит отчетливо, не мямлит. Решителен. Эта быстрота принятия решений пригодилась на месте происшествия.
Я езжу на «тойотовском» «хай-эйсе», на борту крупными знаками выведено название телекомпании. Машина закреплена за мной. Телегруппа может меняться, а машина всегда одна и та же. Всегда наготове к выезду, как что-нибудь происходит, говорят — езжай. Работа, в общем, с полдесятого до половины седьмого, но нередко перерабатываем по вечерам, а бывает, и посреди ночи вызывают. Несколько раз в год, не так уж часто.
Хорошие водилы всегда нужны. Поспеют другие телекомпании раньше на место происшествия — пиши пропало. Но машина — всего лишь машина, на ней особо не разгонишься. Чтобы подоспеть хоть немного раньше, приходится выбирать свободные дороги, в общем — учитывать за рулем все эти нюансы. В свободное время изучаю карту, запоминаю объезды. В пределах района Канто нахожу дорогу даже там, куда еду впервые.
Какие-нибудь происшествия возникают практически каждый день. Такого, чтобы за весь день ничего не произошло, просто не бывает. Балду попинать никто не даст (смеется).
20 марта мы с оператором выехали из компании и направлялись на репортаж в фирму «Уэда Холлоу». Фирма эта расположена в финансовом квартале Кабуто и занимается коммерцией. Репортаж не носил срочного характера. Так, отснять для архива.
Мы собирались пересечь перекресток перед станцией Камиятё и выехать на проспект Сева, когда заметили в районе перекрестка панику. Интересно, что там произошло, что случилось? Мы сбросили скорость, чтобы посмотреть, в чем дело. Кажется, это из того разряда, куда нас направят в первую очередь, сказал оператор. В машине находились я, оператор Икэда и видеоинженер Маки. И мы ехали не торопясь.