Собакоголовые почтительным кивком поприветствовали Фокусника и вошли в подъезд дома и вскоре показались на крыше рядом с крылатым человеком. Окружали его, медленно сжимая тиски со всех сторон, перекинули сетку, и, пленив бунтаря, повели его вниз к машине. Поравнявшись с Фокусником и его дамой, они неожиданно остановились — Падший одним молниеносным движением откинул одного из Собакоголовых назад и крикнул Фокуснику:
— Твои сети не смогут удерживать нас дольше, слышишь? Мы чувствуем, мы знаем, и мы вырвемся, обязательно вырвемся, даже ценой собственной жизни!
— Было бы действительно смешно, если б она у вас была, — рассмеялся в ответ Фокусник.
Разозленные неповиновением пленника Собакоголовые грозно рычали.
— Посмотрим, — сквозь стиснутые зубы, ответил Падший, и рванул сеть так, что Собакоголовые попадали. Освободившись, пленник взмыл в воздух и улетел туда, откуда пришли Эвелина с Фокусником.
Фокусник досадливо покачал головой, но никак комментировать не стал и повел свою гостью дальше. До них еще долго доносился громкий собачий лай. Они шли совсем недолго, минут пятнадцать, а картонная многоэтажка уже успела скрыться из виду. Ее укутал полумрак, с которым не могла справиться единственная, пусть и очень большая лампа наверху. Сейчас она покачивалась из стороны в сторону, заставляя тени плясать и кружиться по лицам двух одиноких прохожих. Впереди показалось еще одно массивное здание, залитое нежным желтовато-розовым светом, исходившим, казалось, от самого камня. Стройные высокие колоннады, стрельчатые арки, резные барельефы, купол, венчающий парадный вход — все это барочное кружево странно контрастировало со строгим геометризмом картонной многоэтажки. Там трущобы, а тут Лувр.
Они взошли на порог. Дверь открыл щуплый мальчонка лет двенадцати-четырнадцати одетый в лакейскую ливрею. Он сделал реверанс и учтивым жестом пригласил гостей в дом. Изнутри стены тоже светились, только свет этот распределялся неравномерно, оставляя по всему дому загадочные узоры, клубки сумрака собирались в углах и рассеивались ближе к середине стены, где в золоченых рамках висели разнообразные картины. Пикассо, Климт, Дали, Магритт — Эвелина без труда узнавала их по парадоксальному сочетанию форм и навязчивой игре с подсознательным. Но больше всего здесь было работ Босха с адскими тварями, мифическими созданиями и чудаковатыми людьми, которые и на людей-то были вовсе не похожи. Картины, по которым можно блуждать часами, отыскивая все новые аллюзии, символы, смыслы.
Фокусник легонько коснулся плеча Эвелины, отвлекая ее от созерцания затянувшего ее в свои сети искусства. Он показал ей комнату наверху, где девушка могла отдохнуть и привести себя в порядок. Как только Эвелина увидела приветливо расстеленную кровать, на нее вдруг разом навалилась вся тяжесть мира. Глаза слипались, голова стала будто чугунной, сознание начало медленно ускользать из нее прочь в царство сладкого Морфея.
Сон опять вышел не из приятных. Снился Тимофей. Как будто он явился в квартиру художника и начал требовать, чтобы она вернулась к нему. Ругался, говорил такое вещи, от которых у Эвелины волосы вставали дыбом, а потом… потом в тусклом свете прикроватной лампы она заметила неестественно расширенные зрачки абсолютно безумных глаз… Что-то с громким стуком упало на пол, стало страшно и она проснулась.
Села на кровати, дыша с громкими сипами, словно каждый глоток воздуха давался ей с трудом. По привычке протянула руку к стоявшему на тумбочке стакану с водой, но его там не оказалось. Повернула голову и заметила странное шевеление в темноте. Свет, надо включить свет. Стоило Эвелине так подумать, как от стен снова начал исходить нежный персиковый свет. Возле туалетного столика в испуганный комок сжался давешний мальчишка-лакей.
— Простите, я не хотел вас потревожить, — начал оправдываться он. — Хозяин велел принести вам стакан молока и овсяное печенье.
Он поднял со столика небольшой поднос и подошел к Эвелине. От стакана поднималась парная дымка. Девушка окунула край печенья в теплое молоко и съела его, наслаждаясь воспоминаниями из далекого детства. Лакей все это время смиренно стоял у кровати, заложив руки за спину. Тревожным бегающим взглядом наблюдал за ней, что-то беспрестанно теребя. В конце концов, это что-то упало на пол, вырвав девушку из объятий сладостной полудремы. Эвелина быстро нагнулась и подняла с пола флакон с тушью, точно такой же, как ее собственный. По перепуганному взгляду мальчишки, она поняла, что это и была ее собственная тушь. Мгновение поколебавшись, девушка протянула ее незадачливому воришке. Тот сжался, словно приготовился к удару и лишь когда убедился, что его не последует, испуганно открыл один глаз, затем второй и в нерешительности взял тушь обратно. Только тогда Эвелина заметила его миниатюрные руки, абсолютно гладкий безволосый подбородок, большие карие глаза и чисто по-девичьи мягкие скулы.