Которую неделю Матильда замкнута на своих детей, тратит только на них ограниченные запасы своей энергии. Остальное потеряло значимость.
И когда мать звонит ей по телефону, Матильда говорит, что перезвонит ей попозже: сейчас она слишком занята.
Копир закончил печатать; снова воцарилась тишина.
Глухая тишина.
Матильда осматривается вокруг.
Ей хочется поговорить с кем-нибудь. С кем-нибудь, кто не знает ее ситуации, у кого нет оснований ей сочувствовать.
А раз уж у нее есть время, раз уж у нее столько времени, она сейчас позвонит в страховую компанию. Ей давно уже пора это сделать – узнать, на какую сумму она может рассчитывать за лечение у ортодонта, которое предстоит пройти Тео.
Это неплохая идея; на какое-то время это ее займет.
Матильда достает из сумочки магнитную карту, набирает номер. Автоответчик предупреждает ее, что звонок будет стоить 34 евроцента в минуту. Время ожидания не входит в стоимость. Синтетический голос просит ее набрать #, а затем, в зависимости от цели звонка, нажать 1, 2 или 3. Синтетический голос перечисляет ей различные варианты, среди которых, как предполагается, она должна узнать свой собственный.
Чтобы поговорить с кем-то – с настоящим человеком, имеющим настоящий голос и способным дать настоящий ответ, – следует выйти из меню. Не дать себя завлечь предложениями. Держаться. Не нажимать ни 1, ни 2, ни 3. Разве что 0. Чтобы поговорить с кем-то, надо постоянно отказываться, не соглашаться ни с одним разделом, ни с одной категорией. Надо отстаивать свое право на особый вопрос, не присоединяться ни к чему, всегда настаивать на другом: другая причина, другая проблема, другая операция.
Иногда, идя этим путем, удавалось наконец обменяться парой слов с реальным человеком. А иногда автоответчик возвращался на исходную, снова переходил в главное меню, выйти из которого было невозможно.
Голос сообщает Матильде, что оператор ответит через несколько минут. Матильда улыбается. Она пытается угадать музыку, что звучит в трубке, она знает эту песенку, точно знает, но никак не может вспомнить.
Матильда ждет.
Она, по крайней мере, поговорит с кем-то.
Матильда поставила телефон на громкую связь. Обхватила голову руками, закрыла глаза. И не услышала, как в кабинет осторожно вошла Патрисия Летю. В тот момент, когда их взгляды встречаются, музыка останавливается. Синтетический голос сообщает, что в данный момент все операторы заняты; страховая компания предлагает ей перезвонить позже.
Матильда кладет трубку.
Патрисия Летю – загорелая блондинка. Она носит туфли на каблуках, подходящие к ее костюму, и украшения из золота. Она принадлежит к числу женщин, которые знают, что в наряде нельзя соединять более трех цветов, и что колец должно быть нечетное количество. Летом она одевается в белое, бежевое или светло-серое, приберегая темные тона для зимы. Каждую пятницу она закрывает свой кабинет на ключ и улетает на Корсику или еще куда-нибудь на юг. Куда-нибудь, где тепло.
Говорят, что она замужем за крупной шишкой из влиятельной автомобильной компании. Говорят, что ее взяли в фирму, потому что ее муж – лучший друг президента одного из филиалов. Говорят, что она живет в квартире в 200 квадратных метров в шестнадцатом округе. Говорят, что у нее есть любовник младшее ее, топ-менеджер в одном холдинге. Назывались и имена. Все потому, что на протяжении нескольких месяцев юбки Патрисии Летю становятся все короче.
На каникулы Патрисия Летю уезжает с мужем на Маврикий или Сейшелы. И возвращается еще более загорелой.
Свой кабинет директор по управлению персоналом покидает только по особым случаям: проводы на пенсию кого-то из сотрудников, общее собрание, празднование Рождества. В остальное время у нее много работы. К ней надо записываться заранее.
В это утро ее губы горько искривлены. Она со смущенным видом оглядывается вокруг.
Матильда молчит. Ей нечего сказать.
В тишине раздается рассыпающийся звук, который обычно производит струя мочи, бьющая на дальнее расстояние.
За ним не замедлил последовать шум спускаемой воды. В туалете кто-то закашлялся, затем открыл кран. Матильда знает, что это Паскаль Фюрьон: она видела, как он входил.
Теперь кабинет наполняет запах «Ледяной свежести».
Патрисия Летю прислушивается к звукам за стеной. Гудение сушилки для рук, новый приступ кашля, стук закрывшейся двери. Патрисия Летю принадлежит к числу женщин, которые обычно умеют заполнить паузу. Но не сегодня. Она даже не пытается улыбнуться. У Патрисии Летю явно растерянный вид.
– Мне сказали, что вас перевели в другой кабинет. Я… Я не знала об этом, меня не было в пятницу. Уверяю вас, что иначе… Я только что узнала.
– Я тоже.
– Вижу, вам еще не подключили рабочее место. Мы займемся этим прямо сейчас. Считайте, что это всего лишь временное пристанище, не переживайте, мы найдем…
– Вы сейчас проходили мимо кабинета Жака, не так ли?
– Ну… да.
– И он был там?
– Да.
– Вы говорили с ним?
– Нет, я хотела сначала увидеться с вами.
– Тогда слушайте. Я ему позвоню, прямо сейчас. Я ему позвоню в вашем присутствии и попрошу о личной встрече. В десятый раз. Потому что я хочу знать, что мне делать. Вы же видите. Ну, хотя бы сегодня, как, по-вашему, какую работу я могла бы выполнять, когда у меня нет компьютера, когда меня не приглашают ни на одно совещание, когда уже месяц до меня не доводят никаких внутренних документов? Я позвоню ему, потому что Жак Пеллетье мой непосредственный начальник. Я скажу ему, что вы здесь, что вы спустились ко мне, и попрошу его тоже прийти.
Патрисия Летю молча кивает в знак согласия. Видно, как она с трудом глотает слюну.
Ей еще не приходилось видеть Матильду в таком состоянии. Возбужденную. Смягчив тон, Матильда успокаивающе добавляет:
– Не беспокойтесь, Патрисия, он не ответит. Он никогда не отвечает. Но когда вы будете возвращаться назад, вы сможете убедиться, что он по-прежнему на своем рабочем месте.
Матильда набирает номер Жака. Патрисия Летю задерживает дыхание. Машинально она крутит обручальное кольцо на пальце.
Жак не берет трубку.
Директор по управлению персоналом подходит к Матильде, усаживается на край ее стола.
– Жак Пеллетье пожаловался, что вы ведете себя агрессивно по отношению к нему. Он говорит, что с вами стало трудно иметь дело. Что вы открыто демонстрируете неподчинение, что вы не проникаетесь больше ни своей работой, ни задачами организации.
Матильда ошеломлена. Она думает об этом слове: «проникаться»; насколько оно нелепое. Каким образом ей следует (следовало бы) проникаться, погружаться, отдаваться, быть единым целым, растворяться, сливаться? Подчиняться. Она не проникается. Хотелось бы ей знать, как это измеряют, по какой шкале.
– Знаете, вот уже три месяца, как между мной и Жаком не было того, что можно было бы назвать разговором, а последние недели он вообще ни разу ко мне не обращался. Только сегодня утром, чтобы сообщить мне, что меня перевели в другой кабинет. Так что я не понимаю, что он имеет в виду.
– Я… Ну, хорошо. С этим мы разберемся. Не сомневайтесь, что вы здесь временно. Я хочу сказать, что это… это все ненадолго.
Их разговор прерывается шорохом разматываемого рулона туалетной бумаги.