Тибо поднялся на лифте и оказался в бесконечном коридоре со стенами, покрытыми штукатуркой. Среди десятка дверей на этаже он нашел нужный ему номер и позвонил.
Перед ним сидит молодая женщина. Тибо обращает внимание на ее особенную манеру сидеть на стуле: словно бы одним боком, разглядывает ее длинные ноги, родинки, пряди волос, выбившиеся из прически. Женщина красива какой-то странной красотой, которая его волнует.
Она сразу рассказала ему свою историю. С самого начала.
Несколько дней назад, когда она работала за компьютером, ее рука вдруг перестала ее слушаться. Рука безвольно лежала на мышке и не могла двинуться. После это повторилось. Тем же вечером, позднее, – она все еще работала, – перед глазами у нее возникла черная пелена. В течение нескольких секунд она ничего не видела. Но это ее не обеспокоило: она списала все на счет усталости. А еще через два дня она шагнула мимо ступеньки на лестнице. Как будто на долю секунды разладилась связь между ее телом и мозгом.
И вот, сегодня утром, кофейник полетел ей под ноги. Она сама не знает, как это произошло: она держала его левой рукой и вдруг уронила. Тогда она вызвала врача.
Своего доктора у нее нет: раньше она никогда не болела.
Теперь она сидит перед ним, сложив руки на столе, и спрашивает, насколько все серьезно. Добавляет:
– Я хочу в точности знать, что вы об этом думаете.
Тибо только что провел полный неврологический осмотр.
Теперь он должен убедить ее незамедлительно пройти более глубокое обследование. Убедить, но при этом не напугать ее. Эта женщина в свои тридцать два года обнаруживает первые признаки рассеянного склероза или опухоли головного мозга. Вот что он думает.
– Пока еще рано что-то утверждать. Но вам следует серьезно отнестись к этим симптомам. Поскольку ваше состояние сейчас кажется нормальным, я не настаиваю на госпитализации. Но вы должны прямо с завтрашнего дня начать проходить обследование, которое я вам назначу. Я сам позвоню в больницу и договорюсь, чтобы вас приняли без проволочек. А если с вами опять что-то случится, немедленно вызывайте скорую.
Женщина не задает вопросов. Она с улыбкой смотрит на него.
Ему хочется подойти и обнять ее. Утешить ее, сказать, что не надо волноваться.
Ему хочется провести рукой по ее щеке, по волосам. Сказать, что он рядом, что он не оставит ее.
Он видел сотни людей, пораженных тяжелым заболеванием. Он знает, как круто и с какой скоростью меняется их жизнь; ему знакомы и передозировки, и сердечные приступы, и стремительное развитие рака; ему известен процент самоубийств. Он знает, что можно умереть и в тридцать лет.
Но сейчас, когда он сидит напротив этой женщины, подобная мысль ему невыносима.
Ему кажется, что он утратил свою защитную оболочку, невидимую дистанцию, обязательную для его профессии. Что-то потерялось, ушло от него.
Этим вечером он чувствует себя обнаженным.
Тибо ищет на стене переключатель, зажигает свет.
Женщина еще раз благодарит его и закрывает за ним дверь.
Тибо садится в машину и ждет, не в состоянии тронуться с места.
Долгое время он искал в болезнях высший смысл, отличный от «божьего промысла». Нечто, что объясняло бы их.
Нечто, что оправдывало бы страх, мучения, разрезанную и вскрытую плоть, часы в неподвижности.
Теперь он больше не ищет. Он знает, насколько болезнь слепа и бессмысленна. Он знает, насколько хрупко человеческое тело.
И как ни старайся, с этим он не может ничего поделать.
Впервые за долгое время ему хочется выкурить сигарету. Почувствовать, как дым проникает в горло, в легкие, заполняет тело, анестезирует.
Под щеткой дворника Тибо замечает листок бумаги.
Он выходит из машины и вынимает его. Возвращается в салон, читает:
«Господин Салиф, медиум. Разрешение ваших самых безнадежных проблем за 48 часов. Если ваш(-а) любимый(-ая) бросил(-а) вас, он/она будет бегать за вами, как собака за своим хозяином. Быстрый приворот, возвращение чувств. Снятие порчи. Заговор на удачу. Работа. Мужская сила. Успех во всех областях. Экзамены, водительские права»
Тибо чувствует, как в нем поднимается волна смеха. И тут же гаснет. Не будь он таким усталым, он бы, не сдерживаясь, от души расхохотался. Тибо выбрасывает объявление в окно. Ему смешон этот город с его нечистоплотностью. Сейчас он мог бы без зазрения совести вытряхнуть прямо на дорогу все смятые бумажки и пустые пакеты, что скопились на полу его машины за несколько недель. Мог бы сплевывать на землю, часами оставлять работать мотор. Ему все равно.
Позвонили с базы и спросили, может ли он прибыть в комиссариат тринадцатого округа на задержание. Речь идет о несовершеннолетнем; полицейские уже два часа ожидают врача для медицинского освидетельствования.
Тибо отказался.
У него нет ни малейшего желания ехать осматривать шестнадцатилетнего подростка, который только что всадил нож в другого подростка, чтобы подтвердить, что его состояние допускает его пребывание в полицейском участке.
Это выше его сил.
Он вспоминает то время, в самом начале, когда он любил смотреть в окно, разглядывать людей, вспоминает часы, проведенные в кафе, когда он обедал в одиночестве, внимательно вслушиваясь в разговоры других, пытаясь угадать их историю. Он любил город, любил эти бессвязные рассказы, бесконечно множащиеся силуэты, бесчисленные лица. Он любил его бурление, пересечение судеб, наложение возможностей.
Он любил тот миг, когда город затихает, любил странное гудение асфальта, слышимое с наступлением ночи, словно бы мостовая отдает свою накопленную за день ярость, свой избыток эмоций.
Тогда ему казалось, что нет ничего более прекрасного, более головокружительного, чем это столпотворение.
Сегодня он видит по три тысячи пациентов в год, знает их язвы, их сухой кашель и влажный кашель, их зависимости, их мигрени и бессонницы. Знает их одиночество.
Теперь ему известно, насколько город жесток, и что тех, кто отваживается в нем жить, он заставляет платить высокую цену.
И все же ни за что на свете он не уехал бы отсюда.
Ему сорок три года. Треть своей жизни он проводит в машине – в поисках места для парковки или зажатый позади грузовика, выгружающего товар. Он живет в большой двухкомнатной квартире на площади Терн. Он всегда жил один, если не считать нескольких месяцев в пору его студенчества. Однако у него были женщины, и некоторые из них его любили. Но он так и не смог распаковать чемоданы, закончить свои скитания.
Он расстался с Лилей. Он это сделал.
Невозможно заставить кого-либо полюбить себя. Тибо мысленно повторяет это, чтобы убедить себя, что он поступил правильно.
В другое время, возможно, он поборолся бы.
Но не сейчас. Сейчас он слишком устал.
Настал момент, когда цена стала непомерной. Превысила его возможности. Когда надо смириться с поражением и выйти из игры. Настал момент, когда ниже пасть уже невозможно.
Сейчас он поедет домой.
Достанет почту из почтового ящика, одолеет пешком пять этажей, поставит свой чемоданчик у входа. Нальет себе джин-тоник, поставит в проигрыватель CD-диск.
И наконец в полной мере осознает, что он совершил. Он заплачет, если он еще на это способен. Будет шумно сморкаться, топить свою печаль в алкоголе, скинет обувь на икеевский ковер. Покорится стереотипу, погрузится в него.
Глава 41