— Нашел? — перед ним стоял старшина и накручивал ус.
— Еще нет. Говорил же, часу не хватит. Сколько натикало?
— Я тебе натикаю!
— В сопки ходить без винтовки не положено, а ефрейтор пирамиду не открывает. Говорит, потому что арестован…
— Ох, Кощеев!.. Значит, так. Даю еще полчаса. Не отыщешь головной убор… пеняй на себя. Все мои терпения кончились!
— А как насчет винтаря?
— Не могу я тебе доверить оружие. Не могу, и все тут! Недотепистый ты человек, рядовой Кощеев, несерьезный! Не приспособленный для военного дела. Нет в тебе никакой солидности.
— Без оружия в сопки не пойду. Не положено. Сколько вон на природе бродит всяких охламонов. Чиркнет ножичком пониже пупка, а мне даже напугать его нечем. И собачни полно без ошейников. Как увидят — безоружный арестант, да еще без пилотки, — загрызут…
— Стой здесь и жди. — Старшина круто развернулся и пошел в казарму.
Вскоре Кощеев увидел Посудина и Зацепина.
— Ты что, Кешка, совсем оборзел? — Зацепин широко раздувал ноздри. — Вместо того чтобы отдохнуть мосле ночи, нам с тобой нужно нянчиться!
— Это как… нянчиться? — не понял Кощеев.
— На ручках носить!
— Где умный, а где… — Посудин не закончил, махнул рукой.
— Понятно, славяне! — радостно воскликнул Кощеев. — Старшина сказал вам, что меня нужно сопровождать в сопки? Охрану выписал? Ну педагог! Макаренко!
Подошел заспанный Поляница.
— Хочу на Украйну.
— Еще один тронутый. — Зацепин отвернулся и стал смотреть на Одуванчикова, который неподвижно стоял с винтовкой возле шлагбаума.
— Ты же с Приморья, Богдан, — проговорил Посудин, ежась от ветра.
— Вот и хочу побачить. Родычи з Украйны. Хочу в настоящей хати пожиты. Кавунив поисты. Горилку попыть. Девахи на Украине задасти, грудасти, а хлопцив нэма. Повыбыли хлопцив…
Кощеев раздобрился вдруг, вытащил кисет, и начал всех угощать.
— Во сне задастых увидел, хохол?
Поляница не ответил.
— Так что будем делать? — сердито спросил Зацепин, сворачивая ювелирную козью ножку.
— Лучше давай про гражданку, начальник. И не ерепенься, — сказал Кощеев. — Человек я пропащий, биография моя хреновая. Так что воспитывать меня без толку. Давай про то, как мы вдруг станем гражданскими. Ты, например, что будешь делать?
— Надоел ты мне со своими баснями. — Зацепин прикурил от своей зажигалки и дал прикурить остальным.
Посудин затянулся и закашлял. Кощеев стукнул пару раз кулаком по его костлявой спине.
— Спасибо, — сказал Посудин. — Мы много разговаривали о гражданке… но едва ли кто задумывался, а возможно ли вот так вдруг сразу стать гражданским человеком? После трех, четырех, семи лет службы?
— Сдурел, студент? — возмутился Кощеев. — Выходит, надо всех нас тут еще выдерживать?
— Переход из одного состояния в другое — всегда ломка, Иннокентий, катаклизм, можно сказать. Вломимся мы в ту жизнь в армейской обуви, что-то раздавим, что-то нарушим… Понимаете?
— Непонятно, студент, — Зацепин посмотрел на него снизу вверх. — Тебе-то что волноваться? Демобилизуют — пойдешь доучиваться на юриста. Сколько осталось до специальности?
— Год.
— Вот видишь! Через год станешь милиционером или прокурором. Так чем плохи твои или мои кирзачи, если в них пойдем на гражданку? Ноги будут в тепле.
— На гражданке будэ гарно, — сказал Поляница. — Чого зря молоть? Вси хотят на гражданку. Вси!
— Одуванчик не хочет, — сказал Кощеев. — В училище желает или на сверхсрочную. Только нужно ему сначала решить бабский вопрос.
— И это важно, — сказал Посудин.
Кощеев подставил под ветер окурок — так он стряхивал пепел в полевых условиях.
— Армия, может быть, и вещь, но только если баба под боком. А по мне, хоть красавица начнет уговаривать на сверхсрочную — не соглашусь.
Все посмотрели на него, красавица и Кощеев — это звучало дико.
Посудин и Кощеев спускались по склону сопки, внимательно глядя себе под ноги.
— Ну и погодка. — Кощеев вынул из-за пазухи пилотку, плотно натянул на голову.