— Гляди-ка, Леха. Народная мудрость и та приспособилась в войне.
— Ваш фольклор тоже приспособился. — Хакода смотрел на скалы за окном, — Смелого пуля боится, смелого штык не берет.
Мотькин фыркнул и тоже принялся смотреть в окно. Кощеев спросил:
— Разве можно заставить всех шагать в одном строю, если они не хотят?
Хакода некоторое время молчал, потом недовольно бросил:
— Одним нравится военный мундир, другим нравится командовать, третьим — воевать, убивать, разрушать. А в сумме человечество любит военную службу.
— Если вы так здорово все поняли, почему сами служили Квантунской армии?
— Чтобы выжить.
— Ну да, по торчащей свае… Мотькин, а у тебя в голове какая народная мудрость?
— Блин брюху не порча, — не задумываясь, ответил Мотькин.
Хакода улыбнулся, сразу лишившись неприступной холодной маски.
— Это, можно сказать, лежит на поверхности. А в глубине, пожалуйста? Что у вас в глубине, Мотькин-сан? Правильно я называю вас?
— Тише едешь — дальше будешь, — сказал, посмеиваясь, Мотькин.
— А вы, Кощеев-сан? Ваш принцип, выраженный в фольклоре?
— Плохому танцору… гм… кое-что мешает.
— Не совсем понятен смысл, но звучит остро. — Хакода посмотрел на стриженый шишкастый затылок шофера. — Спросим и их?
— Конечно, — Мотькин даже заерзал от удовольствия, столкнув на Хакоду Кощеева.
Хакода перекинулся фразами с Дау и Чжао. Шофер удивленно оглянулся, и автомобиль тотчас вильнул, подмял расплющенной от тяжести шиной кусты. Чжао с силой хлопнул его по плечу, потом повернулся на тесном сиденье всем телом и заговорил, почему-то глядя на Кощеева.
— В лавке, где цены высокие, покупателей мало, говорит он. — Хакода отвел взгляд от холеного лица Чжао. — И еще: в больших делах маленькие промахи не в счет.
— Скажите ему, — Кощеев шмыгнул носом, — кошка скребет на свой хребет. Мудрость старшинского состава.
Чжао ответил: «Морю пыль не страшна…»
Кощеев: «Цыплят по осени считают».
Чжао: «Гибель малых насекомых идет на пользу большим».
В диалог нагло влез Мотькин:
— Не тряси головой, не быть с бородой.
— Голодная собака палки не боится, — ответил Чжао.
Мотькин: «Змея кусает не ради сытости, а ради лихости».
Чжао некоторое время молчал, потом, ответив: «У кого фонарь, тот не идет позади», потерял интерес к разговору, отвернулся. Но Мотькин не унимался и принялся за шофера.
— Дау говорит, забыл, ничего на ум не идет, — объяснил Хакода.
Но все-таки Дау вспомнил пару армейских афоризмов: «Чего нет, того всегда хочется» и «Утром молодец, а к вечеру — мертвец».
— Мертвец, — поморщился Мотькин. — Не надо про мертвецов. — И тут же сам вспомнил: — Вытьем покойника не воскресишь. — И сплюнул: — Вот зараза, попала на язык. Давайте перестанем…
Дау резко затормозил, что-то выкрикнул испуганно и открыл дверцу. Впереди поперек дороги лежал труп человека в японском мундире. Все выскочили из машины и залегли где попало.
— Может, засада? — прошептал Мотькин, озираясь по сторонам.
Чжао целился в кого-то из автомата, того самого «брена», который выудили из оврага советские солдаты.
Мягко, с выключенным двигателем подкатил «датсун», и оба экипажа собрались на военный совет. Справа от дороги громоздились дикие обрывистые скалы, заросшие лесом, слева — речушка, пробившая в камне столь глубокое ложе, что на его дно можно было прыгать с парашютом. Над головой мирной делегации тоже журчало: вода стекала по наклонной каменной стене и падала на дорогу веселым дождичком, украшенным миниатюрной радугой.
Кощеев опустил руку в холодную до ломоты в костях лужицу и вытащил стреляную гильзу. Чжао взял ее, что-то произнес и закинул в пропасть.
— Калибр шесть с половиной, — перевел Хакода. — От японского карабина.
— Не только от карабина, — недовольно произнес Кощеев. — Зря выкинули, господин хороший. Патрон вроде не заржавел. Совсем свежий. Посмотреть бы не мешало.
— Ничего нам не даст один патрон, — произнес невнятно старый Чень.
Шубу он оставил в машине. Теперь на нем был длинный шелковый халат со стоячим воротничком. На голове — черная шапочка, похожая на тюбетейку. Он держал свои маленькие ручки в широких рукавах халата, хотя было очень тепло и даже ожили коричневые бабочки. Они выписывали быстрые зигзаги над дорогой, держась поближе к воде.