26 февраля 1976 года получено указание: дальнейшие работы приостановить до особого указания.
Подобные указания случались и на других работах. О причинах нам не сообщалось никогда, но длительность их обычно не превышала 7 дней. Того мы ожидали и на сей раз. Но получилось совсем иначе, чем мы предполагали. В неведении и безделье пришлось прожить почти четыре недели. Здесь, в таежной глуши, мы убедились, что нет более тяжкого наказания для здорового человека, чем безделье.
Как скоротать время, тянувшееся, как в наказание, страшно медленно? Можно было бы заняться охотой, благо предусмотрительные товарищи прихватили с собой и ружья, и мелкокалиберные винтовки. Дичи в здешних глухих краях обитало много. По дороге от нашего городка до Головного всякий раз наблюдали огромное количество косачей, рассевшихся на березах вдоль дороги. У нас, в Подмосковье, такие стаи и воробьев редко встретишь. А здесь глухари собираются в огромные стаи. А зайцев здесь такое множество, что они повсюду проложили по тайге огромное количество троп, будто эти тропы вытоптаны людьми, а не зайцами. В одном месте поваленная ветром огромная осина была буквально за неделю очищена до бела, а вокруг осины снег был утоптан так, будто здесь состоялся людской хоровод.
Но охота режимными службами была строго запрещена. Оставалось одно, что не запрещено — рыбалка. Пробный подледный лов на рядом протекающей реке Березовке ничего хорошего не дал. Не известны нам были места зимовки рыб, а местный старожил С. Н. Добряков даже за вознаграждение спиртным наотрез отказался оказать нам содействие. Вспомнили тот злополучный ручей, где завалился на бок солдатский автомобиль, да где под снегом найдешь подходящее для рыбалки место? Наконец добрались до речушки Ларевки, на берегу которой на красивейшем холме располагалась брошенная теперь всеми деревушка с таким же названием. В этой деревушке одиноко проживал расконвоированный зек — некий дядя Ваня, бывший начальник паспортного стола подмосковного города Химки. Этот дядя Ваня и указал нам местечко на реке Ларевке, где можно удочками через лунку наловить мелочишки.
И правда, первый наш разведочный рыбацкий заход имел большой успех: вдвоем с Ю. П. Барковским за каких-то пару часов мы наловили килограммов десять окуней, и, по нашим понятиям, совсем не мелочь — некоторые экземпляры до 200 граммов.
Затем на это место ежедневно начались массовые выезды и каждый налавливал по ведру не только мелочи, но и отдельные экземпляры, превышающие полкилограмма. Частенько попадался на крючок и хариус. Но эта рыба страшно динамичная и не всякий раз ее удавалось вытянуть на лед. Чаще она обрывала крючок — сказывалось наше неумение ловить такую рыбу.
Слух о нашем увлечении подледным ловом прокатился по поселку Головное и его жители начали промышлять тем же, хотя до нас они вовсе не знали, что такое подледный лов.
И что удивительно: в течение двадцати дней вытаскивалось из Ларевки, на небольшом участке, огромное количество рыбы, а ее все не уменьшалось. Сколько же ее здесь развелось?
И вот наше пребывание в неведении и безделье закончилось. 20 марта 1976 года (это была суббота) получена от министра Е. П. Славского шифротелеграмма о том, что работы прекращаются и всем экспедициям со своим хозяйством предписывалось возвращаться по домам.
Последнее заседание Государственной комиссии, которое провел первый заместитель председателя О. Л. Кедровский, подвело итоги всех подготовительных работ и приняло решение об эвакуации всей техники и личного состава в Соликамск. На этом же совещании приняли порядок и последовательность формирования автоколонн, назначили ответственных и шифро-телеграммами заказали железнодорожные эшелоны.
Из нашей техники и личного состава были сформированы две автоколонны по десять самоходных единиц в каждой. В той и другой по четыре прицепных агрегата.
26 и 27 марта обе автоколонны стартовали и, на удивление всем, без каких-либо приключений благополучно добрались до финиша. На 28 марта — погрузка техники на платформы и отправка эшелона. А до погрузки техники на платформы произведена перегрузка спецзарядов из машин в багажный вагон, который без замедления был отправлен специальным эшелоном во ВНИИП.
30 марта пассажирским поездом Соликамск — Москва весь личный состав экспедиции отправился до дому.
Так безрезультатно закончилась вторая и последняя экспедиция на трассу Печоро-Колвинского канала. А сама идея создания этого канала с целью переброски северных вод в Волгу долгие последующие годы подвергалась критике и всестороннему анализу полезности ее осуществления. Наконец, был наложен запрет на эту идею. И, по-видимому, правильно. Ведь осуществись эта идея, неизвестно, чем бы это обернулось для низовья Печоры? А сколько бы погибло леса и земельных угодий под Печорской водой. Гниющий лес отравлял бы эту воду вдобавок к колвинской и вишерской воде, отравленной гниющими топляками. Неужели мало впадает в Волгу отравленных вод?