Так с одним из аксакалов, именуемым «генералом Плиевым», проживающим в небольшом горном поселении, лежавшем на нашем пути, было решено познакомиться. «Поместье генерала Плиева» (так назвал подполковник) представляло собой прекрасно ухоженный сад, благоухающий цветением абрикосовых деревьев и зеленью только что распустившихся листочков виноградника и бусинок будущих виноградных гроздьев. Местами сгуртились какие-то устар-ники, невиданные нами доселе, и бурно цвели. Стоял дурманящий аромат.
Только мы направились по чистенькой дорожке к виднеющемуся в глубине сада дому, как нам навстречу выбежал огромных размеров пес, который после каких-то слов, сказанных подполковником по-туркменски, умолк и, обнюхав всех нас по очереди, завилял хвостом и побежал впереди.
На двери дома висела маленькая фанерка и на ней начертано: «Мы суботник». Значит, до вечера здесь никто не появится, не стоит терять попусту время, поехали дальше. Через час пути по экзотической горной местности мы выехали на небольшую равнину, окруженную возвышенностями. Через всю равнину проходил арык, заросший по берегам красивым кустарником, а вдоль арыка ровным рядком разместилось до десятка неказистых саманных домиков, возле которых бегало много ребятишек разного возраста. Но когда мы подъехали — все попрятались по домам. Нас вышел встречать худощавый высокого роста старик с широкой туркменской бородой, с живыми, как у молодого, глазами. Одет он был в полосатый халат, на голове — огромная баранья папаха.
Старик, весело улыбаясь, с распростертыми объятиями встретил подполковника, как давно ожидаемого гостя, они обнялись, обменялись приветствиями по-туркменски. Затем старик поздоровался с нами за руку. Это был знаменитый Аман-гельдыев, о котором было написано много интересного как о непревзойденном следопыте, метком стрелке и хорошем помощнике пограничников, писателем Виктором Чеховым. Одну его книгу «Черный беркут» мне пришлось прочитать. Так вот какой он, Черный беркут.
Вместе со стариком нас встречала женщина лет 55, высокого роста и весьма солидных размеров («Ката хала» таких называют) и девочка лет четырех. Женщина эта — жена старшего сына Амангельдыева, приставлена к старику как нянька, после смерти его жены. А девочка — внучка. Затем нас повели в крайний дом, который, видимо, являлся столовой огромной семьи Амангельдыева.
Здесь на огромном ковре и множестве разноцветных подушек нас угощали чаем. За чаем шла мирная беседа на туркменском языке старика с подполковником. О чем они беседовали — не знаю, но нас предупредили, чтобы мы не обращали на них внимания, пили чай, сколько влезет, и говорили меж собой о чем угодно.
После продолжительного чаепития, во время которого мы наблюдали в окошко, как встречавшая нас женщина, виртуозно работая палкой, на костре в огромном казане варила какое-то кушанье и этой палкой то поправляла горящие чурки в костре, то помешивала в котле. Амангельдыев пригласил нас в свои апартаменты — в соседний домик. Здесь также на ковре и подушках мы расположились отдыхать, а гостеприимный хозяин демонстрировал книжки с автографами авторов, написанные о его похождениях. Потом продемонстрировал свой карабин, которым он не так давно ухлопал сорок второго по счету нарушителя границы. Затем из тумбочки достал наган, вынул все патроны, пощелкал в угол и предложил нам позабавиться этим оружием. И опять потекла мирная беседа двоих, а мы сидели и слушали, не зная о чем идет разговор. Вскоре нас пригласили снова в столовую на обед.
Расположившись поудобнее на подушках, мы наблюдали, как женщина ловко подхватила казан с костра и вылила из него жидкость коричневого цвета в огромный таз. Затем из этого казана все той же палкой извлекались сваренные куры, отрывались от них крылышки и бросались в таз, а тушки кур бросались собакам, которые обжигаясь, катали их лапами по земле. А мы, наблюдая эту картину, завидовали собакам — нас уже донимал голод и видеть такую картину было не по себе. Вскоре этот таз с коричневой жидкостью, куда хозяйка бросала куриные крылышки, был установлен в наш круг. Было объявлено, что это шурпа по-туркменски. Хотя от этой шурпы исходил прекрасный аромат и мы были основательно голодны, вкушать эту шурпу как-то не очень хотелось.