— С благополучным возвращением из будущего, Жоржик! — невинно прощебетала юная летчица-мотоциклистка.
— Что вы себе позволяете, старший помощник! — резким, хорошо поставленным голосом стал отчитывать ее князь. — Помимо прочего, хорошенький приём вы устраиваете нашему гостю — пытаетесь напугать его до смерти.
— Не похож он на пугливого гимназиста, — как бы между прочим, заметила летчица, бросив в сторону Кита короткий взгляд, авиационной бомбы пострашнее. — А что касается бомбёжки… Во-первых, я маскировала ваш переход под военные маневры… Мало ли чьи шпики тут могут водиться. Во-вторых, тренировалась. Война всё-таки идёт, Жорж. Может пригодится навык прицельного бомбометания…
Князь бессильно развёл руками. «Пронять» сестру ему не светило.
Мотоциклистка, тем временем, продолжала невинно улыбаться.
Кит же чувствовал только, что каменеет и врастает в землю.
Наконец, мотоциклистка по-дружески, по-родственному похлопала братца ладонью по груди и сказала:
— Ну что ты так раскипятился, Жоржик, да еще при госте. Он подумает про нас невесть что. Я посчитала, что все-таки важно прикрыть контур сверху, с воздуха. Оттуда, знаешь, — она ткнула в небо пальчиком, — легче проследить, нет ли в округе подозрительных лиц. На худой конец, отвлечь внимание тех же шпиков, которых ты так опасаешься… И к тому же, посмотрел бы ты сверху, как он красив, переход сквозь время… Если бы ты видел эту изумительную шарообразную радугу!
— Вот, где истина — одни красоты ей, красоты важны! — всплеснул руками князь, уже смиряясь с тем, что «выволочка» пошла насмарку. — Верно говорил папа, — ударение в слове «папа» князь сделал на второй слог, — на тебя, Лизон, нет никакой управы, кроме полицейской.
Лизон сразу нахмурилась, и словно тень упала на ее лицо.
— Не говорил, а говорит… — грустно и очень тихо, но очень твердо проговорила она.
Князь резко повернулся к Никите, чего-то смутившись.
— Приношу извинения, Никита Андреевич, за семейные недоразумения на нашем, так сказать, корабле, — громко произнес он. — Позвольте представить вас моему старшему помощнику и просто родной сестре Елизавете Януариевне Веледницкой.
Елизавета Януариевна насмешливо взглянула снизу вверх на брата и решительной походкой, сильно напоминающей военную походку брата, двинулась навстречу Никите.
— Я представлюсь сама, — бросила она брату через плечо.
Кит однажды читал о таком необъяснимом и страшном аномальном явлении, как самовозгорание людей. В истории известны несколько достоверных случаев, когда на глазах пораженных свидетелей кто-то сгорал мгновенно и бесследно, вспыхнув ослепительным шаром… Кит чувствовал, что вот-вот сейчас сам также мгновенно воспламенится и исчезнет, оставшись тут, в одна тысяча девятьсот пятнадцатом году, кучкой золы… а может, и вообще без всякой золы. Лицо у него уже страшно горело.
Дерзкая и неуправляемая летчица-мотоциклистка подошла к Киту и подала руку в перчатке.
— Лиза, — сказала она, глядя в глаза Киту так же дерзко, лукаво и… ну, не опишешь как. — Называйте меня просто Лизой… А вас как можно величать?
— Никита, — выдавил из себя Кит, отвечая на рукопожатие.
Хорошо, что рука девчонки была в перчатке, потому что рука Кита была сейчас мокрая и холодная.
— Можно просто Кит, — добавил он и сразу догадался, что зря.
— Кит? — приподняла одну острую бровку княжна Лиза. — Это очень весомо.
Трудно сказать, что подвигло князя сказать то, что он сказал, поспешно подойдя к ним. Наверно, он просто хотел подбодрить чересчур смущенного Кита.
— Со стороны посмотришь, так будто вы накоротке, знакомы давно, — весело сказал князь.
И тут Кит брякнул:
— Виделись уже…
Брат с сестрой изумленно переглянулись.
— Когда ж это вы успели? — с недоуменной улыбкой спросил князь, думая, что Кит так шутит.
— Да сегодня… Ночью, — так честно и признался Кит.
И с трудом сглотнул.
Княжна Лиза ахнула. Она ахнула так протяжно, будто делая вздох после долгой задержки дыхания:
— А-а-а-а-а-а-а-а-х!
И отшатнулась. И жутко побледнела. И тут же жутко покраснела. И закрыла лицо обеими руками, облаченными в перчатки-краги.