Выбрать главу

Джек Линдсей

Подземный гром

Катарине Сусанне Причард

Зачем взирать нам на былое, Когда сегодня ум кипит И разрешить нам предстоит Тьму сложных роковых проблем, Когда атомный взрыв грозит Вмиг уничтожить все Живое? Века различны — ясно всем, Но в переменах ловим взглядом Рисунок давний, вечно новый. Его встречаем всякий раз, Ряд бурных фаз в уме сличая. С исходом строя родового К паденью каждый шаг ведет, Надежды светлые рождая. При взрыве роста в грозный час — Избыток страсти, скорби гнет, Прозренья, щедрость, дерзкий взлет — Из пут постылых к новой жизни, Глухому аду вопреки, Мечты, боязнь, порыв тоски, Жестокой власти усиленье, Кипенье яростной борьбы, Разломы воль, весы судьбы, Эдема позднее виденье.
Все эти знаменья времен — И в наши дни и в древнем Риме — Становятся для нас все зримей, И будет нами уяснен Былого смысл, коль вникнем в сети Свободы и судьбы слепой, Любви, проникнутой враждой, — Распутаем сплетенья эти. Быть может, мудрость обретем, Коль узрим скрытые истоки Стремлений низких и высоких. Тогда, блеснув из бездны лет, Нам озарит заветный свет И жизни бурное цветенье И все затронутое тленьем, Что мир хранит. И наконец Мы обретем в глуби сердец Запас несокрушимых сил. Творить мы станем с новым рвеньем, Удел земной нам будет мил[1].
Джек Линдсей

И оглушительный грохот, подобный подземному грому.

Нерон

…и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…

…и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась как кровь.

…и будет сожжена огнем… И восплачут и возрыдают о ней цари земные… когда увидят дым от пожара ее.

Апокалипсис, VI, 1 и 12, XVIII, 8–9

Лязг незримых мечей, голосов зловещих раскаты

В дебрях лесных, к живым приближаются тени умерших.

Лукан, «Фарсалия»[2]

Знайте, бойцы, лишь на краткую ночь еще вы свободны:

Надо последний свой час в это малое время обдумать.

Жизнь не бывает кратка для того, кто в ней время имеет,

Чтоб отыскать свою смерть…

Лукан, «Фарсалия», Книга 4[3]

Вот и свобода тебе, вот тебе отпущенье на волю!

«Кто же свободен еще, как не тот, кому можно по воле

Собственной жизнь проводить? Коль живу, как угодно мне, разве

Я не свободней, чем Брут?» — «Твой вывод ложен, — сказал бы

Стоик тебе, у кого едким уксусом уши промыты. —

Правильно все, но отбрось свое это «как мне угодно».

Персий, «Сатиры», 5[4]

Ужас их все возрастал. Им виделось: треснув, на землю

Падают своды небес. Им чудилось: рушатся горы,

Все погребая крутом, — и грозный мрак поглощал их.

Их тревожил покой, пугали немые просторы,

Небо, лучами звезд увитое, словно власами.

Как человек, в лесах заблудившийся ночью глухою,

Смотрит с тревогой во мрад и ловит невнятные звуки,

Робкой стопою бредет в непроглядных дебрях, пугаясь

Призраков черных дерев, его обступивших с угрозой, —

Так страшились они.

Валерий Флакк[5]

Передавая кинжал, непорочная Аррия Пету,

Вынув клинок из своей насмерть пронзенной груда!

«Я не страдаю, поверь, — сказала, — от собственной раны,

Нет, я страдаю о той, что нанесешь себе ты».

Марциал, «Эпиграммы», Книга I, 13[6]

Если, как стоик, ты смерть, Херемон, восхваляешь без меры,

Должен я быть восхищен твердостью духа твоей?

Но ведь рождает в тебе эту доблесть кружка без ручки

Да и унылый очаг, где даже искорки нет,

Вместе с циновкой в клопах и с брусьями голой кровати,

С тогой короткой, тебя греющей ночью и днем.

О, как велик ты, когда без черного хлеба, без гущи

Красного уксуса ты и без соломы живешь!

Ну, а коль был бы набит подголовок твой шерстью лаконской,

Если б с, начесом лежал пурпур на ложе твоем,

Если б и мальчик тут спал, который, вино разливая,

вернуться

1

Перевод Е. Бируковой.

вернуться

2

Перевод Е. Бируковой.

вернуться

3

Перевод Ф. Петровского.

вернуться

4

Перевод Ф. Петровского.

вернуться

5

Перевод Е. Бируковой.

вернуться

6

Перевод Ф. Петровского.