— Их уже полгода нет на месте!
Канатный мастер клялся, что еще накануне вечером плитки были целы. Их: стащили какие-то строители. Он провел стражников в заднюю комнату. Оттуда выбежала его дочь, прикрывая руками лицо и хихикая. Очутившись на улице, она остановилась, пригладила платье, оглянулась на меня и засеменила, вихляя бедрами. Вскоре вышли и стражники. Канатный мастер потрепал меня по плечу.
— Им нужно было получить закуску и выпить за мой счет. Вот уже год, как они не появлялись, жаловаться не приходится.
Школьники, крича и толкаясь, выбежали на обеденный перерыв из-под красного заплатанного навеса, в тени которого они учились. Одни ныряли в ворота домов и боковые улочки, другие забавлялись игрой с орехами и бросали мяч на улице. Меня снова охватила огромная радость. Словно рухнула преграда между мною и потоком жизни. Я чувствовал себя в относительной безопасности, я уже не был на свету. Стоя на пороге, я оглядел улицу и прочел надписи на стене. «Серина второе жилье комната первая полюбит хорошего человека цены низкие подымайся скорей». Тут же обычные высказывания: «Елена ненавидит Исидора», «Косая Лалага любит Марцелла», «Гамилл спятил с ума», и стихи:
Вероятно, ей пришлось бесплатно принять поэта ради такого комплимента. Рядом были неразборчиво нацарапаны другие стихи:
Я поднялся наверх. Феникс мрачно сидел все там же на ящике.
— Можно подумать, что ты стережешь сокровища, — сказал я и стал искать глазами, куда бы спрятать деньги. Было легко приподнять половицы, но настил подними казался ненадежным. Штукатурка на передней стене обвалилась, и было легко вынуть кирпич. Но Феникс заявил, что именно в такой тайник вор полезет в первую очередь. С горя мы положили монеты в два старых башмака, найденных под кроватью, и затолкали их в самую глубину стенного шкафа. Чеки я смял и запихнул в свой кошелек, решив сдать их в банковскую контору, поддерживающую связь с Кордубой. Я с удивлением обнаружил, что обсуждаю все эти меры с Фениксом.
— Денек-другой мы отдохнем, а потом я начну хлопоты об отъезде на родину.
Я залез в постель с чувством, что все прекрасно устраивается. Но едва я очутился в темноте, как мир вокруг меня раскололся на куски и я канул в бездну терзаний. События дня представлялись в искаженном виде. Мне казалось, что все, в том числе и я, играли жалкую и фальшивую роль. В самом деле, мне некуда приткнуться, я выброшен из жизни, навсегда заклеймен и стая отщепенцем. Могу ли я жить в таком мире? Эта мысль сверлила мне мозг, и я погружался в пучину страхов. Найду я себе место или всегда буду чувствовать себя затравленным беглецом и все будет валиться у меня из рук? Со всех сторон грозили обманы, коварство, предательство. Оставался только страх, затаенная ненависть. Я отвергал мир, отвергавший меня. Погружаясь все глубже в пучину страхов, я с ужасом задавал себе все тот же вопрос: как можно жить в таком мире? Найду ли я какой-нибудь глухой и темный уголок, где я мог бы отдохнуть от всех этих мерзостей и каверз? Что станет со мной, ведь я слишком много знаю!
Несколько дней я ничего не предпринимал. Стоило мне усесться в нашей комнате или в погребке в доме напротив с намерением обдумать создавшееся положение, как я чувствовал, что в голове нет ни единой мысли. Тупая усталость, вихрь смутных страхов, порыв к бегству. Мне хотелось покинуть Рим. Но я не мог принять решения. Быть может, меня удерживало сознание, что я могу накликать новую опасность. Неужели теперь в любом месте я буду испытывать такие же муки и подавленность? Однажды я оставил дома кошелек без охраны. Я был так напуган, что решил пойти к банкирам. Больше ничего не оставалось делать. Я послал Феникса купить мне у старьевщика приличную тунику и легкий поношенный плащ. Но никак не мог решиться приобрести тогу. Я боялся тратить деньги и расходовал их понемногу на самое необходимое. Феникс не сумел бы выбрать подходящую тогу, а сам я не мог пойти в лавку. У меня было такое чувство, что, если я облачусь в тогу, все станут обращать на меня внимание. Ужасное внимание. Оно отравит мне мою и без того жалкую, скудную жизнь. Я разбранил Феникса за то, что он зря истратил несколько медяков. Оставаясь один, я пересчитывал монеты, сознавая, что только они обеспечивают мне безопасность.