И сейчас, глядя на меня красными от недосыпания глазами, с кривой, как вопросительный знак, картофелиной на пластиковой вилке, он заставлял меня поверить, что располагает информацией, что он — статусный, что с ним надо иметь дело.
— Это не так, Саша. Его песенка спета! Я знаю этих людей, — продолжил он уверенно, трезво и со злобой. — У них полная утрата чувства опасности. Это ельцинское поколение, в девяностые годы они гуляли себе на просторе, вызов в прокуратуру для них — это как эпизод в шахматной игре. Они думают: "Даже если у меня ферзя съедят, все равно я потом встану из-за стола и пойду кофе пить, а в следующем туре отыграюсь". Но не будет никакого следующего тура. Через пару месяцев его пригласят на беседу в один кабинет, он будет задержан как важный свидетель, а ночь проведет в СИЗО уже как обвиняемый. И уезжать из страны поздно. На него поставили сторожок. Он внесен в списки тех, кого задержат при любой попытке пересечь границу.
"Занятно, — подумал я. — Еще полчаса назад мне не было известно даже имя хозяина моей квартиры. Сейчас же я знаю о его делах гораздо больше, чем знает он сам".
— Я все время думаю, какой правильный и даже излишне гуманный человек Петр Валерьевич, — продолжил Герасим, строго посмотрев на меня, чтобы я запомнил эти его слова. — Не знаю, известно ли тебе, что он предлагал самые выгодные варианты. Он говорил: "Отчет о твоей компании я буду давать только через два месяца. Еще есть время договориться по-хорошему". Петр Валерьевич предлагал вместе развивать бизнес, подгонять заказчиков из госструктур, он даже решил, что его собственный сын войдет в дело и получит контрольный пакет. Тот сделал вид, что повелся на условия, но вместо этого стал ответный удар готовить. Но так не надо никогда поступать. Плохо будет тому, кто попытается кинуть нашу команду.
— Надо же, — сказал я. — Да, я, конечно, подозревал, что за него серьезно возьмутся, но не думал, что это произойдет так быстро. Не повезло мужику. Я принял к сведению все, что ты хотел сообщить мне. Информация довольно-таки интересная, но сейчас нам пора уходить.
Допив чай на веревочках, мы вышли на площадь, теперь уже залитую солнцем. На нашем пути снова послышался звон — продавщица в розовой косынке продолжала выметать россыпи стекла из своего ларька.
— Посмотри-ка, Герасим, наверх. Вот солнышко. Видишь, какие фокусы я могу устраивать? Если бы не я, тьма в Москве стояла бы до полудня.
Он посмотрел на меня грустно и зло. Линников привык, что все в этом мире должно соответствовать некоему формату, а здесь формат был ему непонятен. Потому он делал одну ошибку за другой. Он рассказал мне слишком много и ничего не получил взамен.
У меня все еще сохранялось чувство, что в голове кто-то бродит и оттуда, изнутри, бьет ногами по моим ушам. Необходимо было что-то этому противопоставить, как-то взбодрить себя, повеселить… И пора заканчивать разговор с Герасимом, ну его к черту, он выжал себя до последней капли. Только надо дать ему по носу, чтобы больше не совался, чтобы этот сюрприз не ждал меня за очередным углом. Люди, подобные ему, любят беседовать о заговорах, о тайных империях, о незримых хозяевах мира…
— Знаешь, твой Петр Валерьевич еще не вершина мироздания, — сообщил я максимально лениво. — Есть некий закрытый клуб… и я к нему причастен, пусть в звании не генерала, а, скажем так, младшего офицера. Ты, надеюсь, читал книгу Бжезинского "Великая шахматная доска"? Тебе ведь ясно, что все в мире происходит не просто так, что есть люди, которые реально стоят за всеми процессами? Изюмов — это человек, о котором могут упомянуть в газетах, а вот о них ты никогда не прочитаешь. Петр Валерьевич умный человек, он адекватно оценивает мощь этой организации. Квартиру, отобранную у того мужика, он подарил мне, чтобы с моей помощью войти с ними в контакт… Ладно, рад был снова встретиться. Думаю, может быть, нам стоит и тебя взять на заметку? Только не проявляй инициативы. Понадобишься — тебя позовут.
Посреди площади, названной площадью Европы, я увидел, как Герасим Линников садится в машину и уезжает. Тогда я поймал такси, двадцать минут спустя был у себя дома, тут же лег спать.
…Наступил полдень, и меня словно крючком выдернули из сна. Теперь непременно надо встретиться с тем человеком. Только аккуратно — чтобы себя не подставить. Риск реально большой, и лучше не думать о нем, не углубляться в размышления. Но и отказаться невозможно — такие компромиссы с совестью не проходят даром. В конце концов, я десять месяцев жил в его квартире. Бояться не надо — все пройдет хорошо, если действовать стерильно и чисто.