Когда мы расстались, я подумал: какой неожиданный, но логичный поворот в моей жизни! В общем-то мне давно следовало убрать себя из Москвы. Мое существование здесь, слишком пустое и легкое, исчерпало себя. Я уже размышлял последнее время — не сдать ли квартиру, а на вырученные деньги отправиться пожить в какое-нибудь приятное место в Европе.
Но что мне там делать? Нет, я родился в этой стране, воспитан ею и развращен. Лучше действительно поехать на год или два в какую-нибудь страшную глушь, чтобы там работать. Потом посмотрим, что из этого выйдет.
В тот же вечер в маленькой пиццерии у меня была встреча с Натальей. Я сел за столик на тротуаре. Во дворах, в переулках, под деревьями уже завелась непроницаемая тьма и фонари горели вдоль улиц, но небо все еще было синим и очень светлым. Женщина у обочины торговала яркими гладиолусами в хрустящих прозрачных кульках. Бомж терся у ларька. Повсюду лежали кленовые листья, тонкие, как золотая фольга. Где-то неподалеку находился автовокзал, и возвращавшиеся с дач горожане несли тяжелые корзины с грибами и осенними яблоками
Вскоре появилась она — черный берет, темно-синий узкий шарф. Сегодня ее облик показался мне незнакомым и новым. Глаза удивительно бархатные и длинные. Почти геометрическая четкость в линиях темных красивых губ.
— Потом, потом, — сказала она официантке, возникшей у столика.
— У тебя настолько европейский вид. Даже южнофранцузский, пожалуй. Кафе где-нибудь в Арле или Авиньоне, там тебя очень легко представить.
— Да, — ответила она. — Милый, прекрасный, моя жизнь очень сильно изменится в ближайшее время. Компания открывает представительство в Швейцарии, и начальником проекта станет мой муж. Он должен там все наладить — это работа на год, быть может — на полтора. Мы будем жить в городке у озера.
— Послушай, наверное, я тоже уезжаю. Только направление другое. На восток — в шести часовых поясах от Москвы и, значит, в восьми от тебя. Почти такая же глушь, как та, где ты жила когда-то. Хочешь, я приеду в Швейцарию в первый же отпуск?
— Да, конечно. И я так благодарна тебе за все, что было… Двойной латте, пожалуйста. У нас остается три недели, мы ведь используем их, правда?
— Поехали ко мне! Сейчас же. Ты допиваешь кофе, и я ловлю машину.
— Подожди, я вырвалась на десять минут, все происходит так быстро. Мне надо срочно подготовить документы на себя и на дочь, утром мы подаем их в посольство. Правильно будет встретиться у тебя завтра. После пяти вечера.
Поднявшись из-за стола, она глубоко задумалась. О ком ее мечты? Обо мне? Или о грядущей Швейцарии? Последний вариант более вероятен, судя по глубокой нежности, на миг осветившей ее лицо. Но тут, повернувшись ко мне, она прекрасно улыбнулась — как любовница, сообщница, подруга.
Место, куда я уезжал, называлось Старый Куртамыш.
21
Этот дом, кажется, понял, что скоро жильца здесь не будет. Раньше “Мадагаскар” держался из последних сил, но теперь все вокруг стало рассыпаться, ломаться и заканчиваться. Невозможно было не думать, что в день бегства, после того как Морохов выйдет за ворота, обе башни медленно начнут разламываться на куски, оседать, и на их месте останется лишь гора обломков или, скорее всего, просто пустырь с редкой и сухой травой. Теперь лифт, проходя восемнадцатый и шестой этажи, цеплялся за выросшие неизвестно откуда препятствия, застывал на секунду и освобождался, сотрясаясь с болезненным грохотом. Однажды, тихим воскресным утром, спустившись вниз, Мстислав Романович обнаружил, что холл застелен ковром из газет, на нем раскорячена стремянка и на вершине ее трудится электрик Стас. Подняв над головой вымазанную в клее швабру, он возил ею по потолку, чтобы вернуть туда декоративные плитки, осыпавшиеся ночью, словно осенние листья. Вокруг, приседая, бегал лифтер и фотографировал это действие. Они смеялись над неведомой жильцу шуткой. Оба эти человека были счастливы.
Консьерж со значением посмотрел на него своими умными глазами, и Морохов понял, что им настало время поговорить. Тогда он приказал:
— Ибрагим Евстигнеевич, у меня для вас есть поручение, пожалуйста, подождите в комнате для сотрудников.
Охранник не удержался и повернул к ним голову, пытаясь предположить, какие неприятности готовит для них жилец.
Мстислав Романович медленно шел по “Мадагаскару”. В Каминном зале перегорела одна из двух змеевидных люстр, и свет был наполовину разбавлен мягкой осенней темнотой. Садовница и уборщица, исполнив утренние свои обязанности, устроились отдыхать на диванчике.