Выбрать главу

— Пан Кшиштоф! Вылазку! — скомандовал Фредерик, — Спасаем Фьореллу!

Как только открыли дверь, первым выскочил единорог. За ним из дома с воинственным кличем вывалилась толпа душегубов во главе с самим Кшиштофом. Богдан, конечно, бежал с ними, поэтому Оксана вышла на крыльцо. Из окон их поддержали стрелки. Как раз, когда отбили первый штурм, Марта приказала не стрелять попусту, а полностью зарядиться. От выбежавших из-за забора пары десятков разнородной нечисти почти никого не осталось, а поднявшихся из-под снега свинец не брал. По душегубам дали залп лучники, невидимые за деревьями и сугробами, но стрелы, выпущенные с безопасного расстояния, большей частью скользнули по доспехам.

Перед окном, в которое высунулась Марта, взорвался фонтан ледяных осколков, как будто в нее бросили таким же копьем. Мгновением позже лопнул овальный футляр, висевший у нее на шее на золотой цепи. Вместе с ним ярко вспыхнул и рассыпался пеплом висевший на поясе кожаный мешочек. Марта упала на пол, но живая и не раненая. Ледяные осколки разлетелись вокруг нее, воткнувшись в пол и в потолок.

— Что это было? — спросила Марта.

— Кто-то действительно сильный, — ответила Рафаэлла и осторожно выглянула в соседнее окно.

— Там покойники! — крикнул стрелок со второго этажа, — Наши, с погоста!

В отряды «подснежников» атакующая сторона подняла покойников как раз с погоста душегубов, о котором только что говорил Анджей. Отборных головорезов, вооруженных своим привычным еще при жизни оружием, и не боявшихся ни ран, ни смерти. По справедливости говоря, и живые душегубы ни того, ни другого не боялись. Но живых даже несмертельные пропущенные удары выведут из строя, а мертвые могут себе позволить пропустить два-три удара, чтобы нанести один.

Единорог собирался врезаться в поднятых мертвецов как рыцарь в пехоту и раскидать половину отряда за один проход. Но он невнимательно слушал рассказ Анджея о местной потусторонней фауне и не сообразил, что перед ним стоят не вчерашние крестьяне и крестьянки и не далекая от военной науки нечисть, а опытные и бесстрашные люди меча.

Нет, не обученная строевая пехота с копьями. От копейщиков отвернула бы любая лошадь. Просто мертвые душегубы с ржавыми клинками.

Мертвые душегубы действовали так, как их учили при жизни. Любого дворянина учили защищаться пешим от всадника. Никто не стал ни упираться, ни убегать. Все расступились, увернулись, каждый ударил или уколол, и многие нанесли серьезные раны. Ведь у единорога все уязвимые места там же, где у лошади.

Он еще мог бы убежать, но с твердого наста сорвался в подкоп, из которого вылезли мертвецы. Кто-то ударил топором в затылок, кто-то булавой по голове, кто-то вонзил длинный меч между ребер. Все, что бедняга смог сделать для хозяйки, это выиграть немного времени и принять на себя удары, предназначенные для нее.

Анджей добежал первым. Выдернул Фьореллу чуть ли не из-под ног мертвецов, закинул на плечо и что есть силы рванул в дом с легкой девочкой в руках. Мертвецы по твердому насту догнали бы «санитара», если бы его не прикрыли товарищи.

— Строй держать! — скомандовал Кшиштоф, — Отходим шагом! Это наши, с погоста. Ну что, хлопцы, упокоили в первый раз, упокоим и во второй.

Строевой пеший бой не тот навык, которым обладают шляхтичи, но с той стороны такие же, только мертвые. Слева к крыльцу бежал еще один отряд мертвецов, чтобы отсечь Кшиштофа, и у него на пути встали рейтары. Четверо стальных воинов отстреляли в набегавших врагов шестнадцать серебряных пуль, встретили немногочисленных оставшихся локоть к локтю и задержали их достаточно, чтобы Анджей с Фьореллой проскочили на крыльцо, а правый фланг рейтаров сомкнулся с левым флангом душегубов.

К защитникам подбегали еще два отряда мертвецов по высоким сугробам, справа и слева. С крыльца по ним выстрелила серебряной картечью пушка, потом мортирка, потом снова захлопали аркебузы.

Живые душегубы, в отличие от мертвых, носили не то, чтобы полные доспехи, но неплохую защиту. Почти все в кольчугах и шлемах, многие в наручах. Поверх теплой одежды, которая сама по себе против не очень острых клинков почти доспех. Ведь это у живых мечи наточены, а у мертвых лезвия покрыты ржавчиной.