— У них память короткая. Не потеряешься? — спросил Фредерик.
— Давай карту.
По карте верхнего мира и списку маршрутов Подземья выяснили, что следующий перегон по Подземью намного короче, чем по земле. До Минска неделя по верху и день под землей. Дальше срезать под землей не получится. Обоз прибудет в Волынь с отставанием от Оксаны на сутки-двое. Но душегубы не знают, что погоня висит на хвосте, и не успеют приготовиться.
— Надеюсь, Ласка Умной успеет до Рождества забрать свою живую воду, — сказал Фредерик, — По-хорошему такого коня Чорторыльский не отдаст, а платить выкуп я не буду. Нострадамус прав, это война.
Восемнадцатое декабря. Минск. Три дня до Волыни, если местные не врут. И еще день, чтобы сменить колеса телег на запасливо захваченные с собой полозья. Служба Обеспечения такие вещи не забывает. Лучше бы Полоцк, только тогда как быть с легализацией в Полоцком воеводстве внезапно появившегося из ниоткуда отряда немцев с обозом? Постоялые дворы при переходах между мирами давали возможность пройти транзитом тысячи верст, не показываясь на глаза властям. Но шаг в сторону, и у местных властей появится предсказуемый вопрос, кто это такие и почему о них не доложили раньше.
Для минского воеводы и каштеляна Фредерик запасся фальшивой подорожной, будто он везет дочь на выданье в Дерпт. Долго не думал. Вот под рукой самая настоящая дочь на выданье, и ничего мудрить не надо. Дерпт городок маленький и далекий. Вряд ли случайный шляхтич из окрестностей Минска знает тамошних женихов. Рейтары сойдут за свиту, а обоз за приданое.
Ждет ли Чорторыльский погони за своими душегубами? Помчится ли к нему гонец о прибытии отряда Службы Обеспечения в Минск? Это вряд ли. Скорее, засада, если и есть, то где-нибудь поближе, где удобно встать на ночевку перед дневным переходом. Или засады не будет, но гонец с предупреждением поскачет сломя голову.
Узнав конечную точку поездки и дату, когда там надо быть, Олаф сильно удивился.
— Между Минском и Полоцком? Карту можно посмотреть?
Фредерик достал карту. Все, что касалось обеспечения, в Службе реализовывалось наилучшим образом.
— Браслав оттуда примерно в двух пеших переходах, — сказал вервольф и ткнул пальцем в точку, подписанную мелкими буквами.
— В двух летних пеших переходах, — уточнил Фредерик.
— В двух человеческих, — отмахнулся Олаф.
— Что у вас в Браславе?
— Недалеко от города есть развалины старого замка. Там мы празднуем Волчье Рождество. Ходит слух, что там собираются мало не тысячи вервольфов. На самом деле, не думаю, что больше двухсот. Мы идем туда со всех сторон, и по пути частенько перекусываем домашней скотиной.
— И людьми?
— Людьми редко. Тощие людишки откармливают жирных свиней, чтобы заколоть их к Рождеству.
— Что вы там делаете?
— Прыгаем на стены. Прыгаем через ров. Бьемся насмерть друг с другом.
— Рождественский турнир?
— Можно и так сказать.
— Почему рождественский? Причем здесь Иисус? Почему не любой другой день?
— Потому что у всего мира праздник, и у нас праздник. Даже Подземный Сейм сделает перерыв на рождественские каникулы. Никто не удивится, когда человек уехал из дома, чтобы погулять на Рождество в другом городе, а вернулся побитый, усталый, но довольный. Даже простаки понимают, что бузить, нажравшись в сопли, ловчее там, где тебя никто не знает. Учудишь что в родном городке, так тебе до смерти пенять будут и еще детей и внуков вышучивать. А то же самое учудил за двести верст, так и ты там никого не знаешь, и тебя никто не знает.
— Надеюсь, ты не просишь отпустить тебя на эту волчью гулянку? — нахмурился Фредерик, — Или кого-то из твоих?
— Нет, — оскалился Олаф, — Я интересуюсь, не надо ли тебе больше вервольфов? Про плотность огня мы слышали. Как насчет плотности клыков?
13. Глава. Крепкое слово и честная сделка
В Волынь Ласка, Вольф и Бенвенуто прибыли двадцать второго декабря и смело поехали к пану Люциусу, минуя постоялый двор.
Гостей встретил один из клиентов пана. Этот малый тоже сидел за столом в апреле и знал, что один русский должен привезти жалованную грамоту на Виленское воеводство. Он бы, конечно, забыл за полгода, но Кшиштоф и Богдан на днях вернулись из Кракова и рассказали, что грамота уже подписана королем.
Душегуб представился как Вацлав и проводил гостей поставить лошадей в конюшне. Более важные персоны бросили бы поводья слугам и прошли в дом. Менее важным досталось бы привязать коней у коновязи, не расседлывая, и пусть мерзнут.