— Какую еще войну? — удивился Кшиштоф, — Нет никакой войны.
— Вот и я хотел бы знать. С паном Чорторыльским поговорить не вышло, поговорю хотя бы с ведьмой.
— Ведьму забирай, — сказал Кшиштоф, — Но с ее мужем сам решишь.
— Решу. Где он?
— У сундука сидит, горюет, — ответил Ласка, — Сожжете ее, как у вас принято?
Ласка сначала пожалел Оксану, но потом разозлился на нее, когда вспомнил про перстень, вспомнил заодно про массовое побоище в Кракове и про Элефанта, которого она украла у Рафаэллы и до сих пор держит в неволе заколдованным. Герр Нидерклаузиц почти месяц в седле из-за нее провел. Или меньше, наверняка через Подземье ехал. Интересно, Рафаэлла с ним? Скорее всего. Вряд ли у него есть еще один наездник для Элефанта.
— Не сожгу, — ответил Фредерик.
— Точно?
— Точно, — Фредерик не стал говорить, что не будет жечь Оксану, потому что обещал отдать ее принцу мышей Томашу. Но Томаш ее точно не сожжет, так что тут честно.
— Забирайте. По рукам?
— По рукам, — ответил Кшиштоф.
Кшиштоф открыл дверь и крикнул своим, что он отлично договорился, но до утра надо всем ночевать на конюшне и смотреть, чтобы никто посторонний не входил, и ни одна лошадь чтобы не пропала.
Потом высокие договаривающиеся стороны поднялись на второй этаж.
— Что это вы тут у меня делаете? — спросил сидевший на сундуке Люциус Чорторыльский, — Грабите?
Как его называть, если известно, что это не тот самый пан Люциус, а какой-то черт в его шкуре? Хочет называться паном, назовем паном. Другого имени все равно никто не знает.
Пан или черт где-то подлечился и выглядел как новый. Как вполне себе шановный и даже местами ясновельможный пан. Без рыла, рогов и копыт.
Богдан забился в угол и безуспешно пытался притвориться мебелью.
— Могу спеть, — сказал Доминго.
— Мы тебя разве не изгнали? — спросил Ласка.
— Не успели. Я сам сбежал, а это другое. Сам сбежал, сам вернулся. Смотрю, вы в мой сундук залезть хотите. Ян, опять за старое?
— Кто бы говорил про старое. На запруде до сих пор бесы, — ответил Ян.
— Сундук, что они украли?
— Я сплю, — недовольно проворчал сундук.
— Ну ответь, убудет от тебя?
— Пока ничего, — сонным голосом ответил сундук, — Даже добавили немного.
— Вот я вас проучу, — сказал Люциус, — Я ведь все слышал, как вы договаривались. Раскатали губу на мое наследство. Кшиштоф, к тебе тоже относится.
— Хлопцы были пану клиенты, а пан в аду. Перед тобой же у них обязательств нет.
— Как нет, а души?
— Души проданы, выгода получена, сделки закрыты. Договаривайся по новой, если есть, что предложить.
— Атаман мой верный человек.
— Ты что, его в Аду не встретил?
— Как? Кто?
— Пришел серенький волчок, укусил за бочок.
— Этот? — Люциус повернулся к Вольфу.
Вольф кивнул.
— Не надо вам меня злить! — сказал Люциус и щелкнул пальцами.
В углах появились другие черти, всего с десяток или больше.
— Прямое вторжение? — спросил Нидерклаузиц, — Кто разрешил?
— Грамотный, да?
— Грамотный.
— А вот так? — Люциус щелкнул пальцами, комната расширилась, и в ней появились удивленные душегубы, — Хлопцы…
— Минутку, — Фредерик поднял руку, — В деревне отряд Службы Обеспечения. С боевой алхимией, феей и драконом.
— И что?
— Разнесем поместье к чертовой… к твоей бабушке. На святого Георгия никто из твоих парней не тянет, так что заодно и без клиентов останешься. Побираться как пойдешь, под личиной Люциуса?
— Воеводская должность не для погорельца, — добавил Ласка.
— Оброс ты мирским, — сказал Люциусу один из чертей, — Нехорошо.
— Давно ни кочергу, ни вилы в руках не держал, — сказал другой,
— Кончай баловаться, идем домой, — сказал третий.
— Аскеты нашлись! — возмутился Люциус, — Вам нимбы не жмут? Крылышкам не тесно? Я тут тридцать лет и три года одному худородному грешнику служил, его в люди вывел! Могу я паном пожить в свое удовольствие?
— Мирские дела с мирянами и решай, — ответил старший черт.
— Решишь с ними. Заявились тут, мое добро без меня делят.
— Предлагаю турнир. Победитель получает все, — сказал Фредерик, — И не вздумай сказать рыцарю, что турнир это сделка.
— К тебе тоже относится, — Фредерик посмотрел на Ласку, — Не посмотрю, чтоб сын друга. Поединок для рыцаря это никакая не сделка, а Божий Суд.
— Турнир есть азартная игра, с которой связаны все семь грехов, — назидательно сказал один из чертей.