— Пробовал. Сразу трое стражников просили их с ней обвенчать. До драки дошло.
— Что в ней такого особенного?
— Ведьма же.
— Нос крючком, зубы торчком?
— Очень смешно.
— Давай не будем каждую шлюху…
— Денег не берет.
— Давай не будем каждую честную давалку называть ведьмой. Так весь Париж под интердикт попадет. Она колдует или что?
— Зелья варит. У меня вот колени больные. Были.
— Из чего она в тюрьме варит зелья?
— Она послала стражника в Двор Чудес за травами.
— И он пошел? — Арман удивленно поднял брови.
— Пошел, куда ему деваться. За два поцелуя.
— И вернулся?
— Самое удивительное не что пошел, а что вернулся. Ты не знаешь, кто такой Доннола?
Арман повертел в голове итальянское слово. В Савойе, где он провел детство, говорили по-итальянски не меньше, чем по-французски. Кажется, это какой-то зверь. Ласка же. Ласка?
— Случайно, не один мой знакомый? Стройный, светловолосый, ловкий. Носит османскую саблю как мавр. Он что, был во Дворе Чудес?
— Сам сходи туда и спроси. Думаю, что был, раз с его именем туда можно зайти и выйти.
Арман не стал устраивать подробный допрос при коменданте, а спросил только о самом главном.
— Ты можешь при встрече опознать Окс-Анну?
— Могу, — уверенно ответила Амелия.
— И не побоишься?
— Кто она такая, чтобы ее бояться? Приворотного зелья сварить не может, какая она ведьма после этого?
— Забираю.
Амелию провожали всей тюрьмой. С почетным караулом и с оркестром, как чрезвычайного и полномочного ежа. Штатного оркестра в тюрьме не полагалось, но несколько дней назад специально для Амелии отловили на улицах бродячих музыкантов. Ведьму одели в новое платье и даже ленточкой с бантиком перевязали.
Заодно Арман спросил, не найдется ли в подвалах отчаянных головорезов, которые не побоятся поехать за настоящей ведьмой и сжечь ее, невзирая на возможные последствия. Но строго из бывших солдат, разбойники не нужны.
Комендант ответил, что уж чего-чего, а контингента, готового ловить и убивать группой лиц по предварительному сговору, у него с избытком. Арман отобрал из поклонников Амелии пятерых. В том числе, двоих стражников и троих заключенных.
Не успели закрыться ворота, как послышался рев коменданта:
— Я вам покажу, как с арестантами пьянствовать и развратничать! Всем по две ночных смены вне очереди! Увижу, кто миндальничает с контингентом — в подвал сошлю, там как раз людоеды жаловались, что им мяса не докладывают! Сейчас бегом за алебардами, устроим часик строевой подготовки! Завтра пожарную тревогу отыграем, послезавтра учебный побег! Распустились, негодники! Это что за гнусная харя в третьем ряду? Ты же сидеть должен за убийство? Хрен тебе, а не обратно в камеру, ты сейчас у меня побегаешь вместе со всеми. Дайте ему самую тяжелую алебарду!
На выходе из Шатле Армана встретил выданный Его Величеством оруженосец, охочий до золотых шпор. Наверняка та еще ябеда. Но точно не трус, Арман видел этого парня на турнирах.
Амелия в последний раз оглянулась на тюрьму. Крики коменданта было слышно через стены.
— Ну вот, — огорчилась она, — Мальчиков жалко. Они такие добрые, а им за меня попадет.
— Ты добрая ведьма? — спросил Арман.
— Да.
— Такие бывают?
— Вот. Я.
— Не притворяешься? Хотя так ты и ответила. Пойдем-ка мы в собор.
В Нотр-Дам-де-Пари Амелию исповедали и причастили. Исповедь заняла полдня, и за это время в кабинке сменились трое священников. Ведьмино житие-бытие голосом бедной овечки настолько выводило их из себя, что божьи люди один за другим уходили к алтарю молиться и восстанавливать богоугодный настрой души.
Арман подтащил к дверям исповедальни стул, чтобы ведьма не убежала, и нагло подслушивал. На с детства избалованных женским вниманием мужчин с высоким социальным статусом и еще более высокой самооценкой девичьи чары действуют слабо. Морок на таких наводить и вовсе опасно. Мужик будет креститься и молитву бубнить, а рыцарь без лишних слов снесет ведьме голову и скажет, что в виде девушки его сатана соблазнял.
Кроме всего прочего, Арман узнал, что младший сводный брат не опозорил отца и не только привез художника, но и рискнул сходить во Двор Чудес и обратно, как Орфей за Эвридикой.
После исповеди ведьму причастили. Арман подумал, что не такая уж она и ведьма, раз не сдохла, не изблевала причастие и даже струйка дыма изо рта не пошла. Если бы у ведьм был цех или гильдия, как у прочих профессий, то Амелия там бы считалась подмастерьем.