— Кого? — спросил Фредерик.
— Гаэтано. Он пришел незадолго до заката.
— Где он? — спросила Рафаэлла.
— Его сильно ранили и сбросили в яму во дворе. Он должен быть жив, но сам не выберется.
— Это была ваша свинья? — спросил Кшиштоф.
— Да, — ответил Фредерик, — Что он успел натворить?
— Он у вас резкий слишком. И у меня парни горячие. Слово за слово и в драку. Даже и поговорить не успели.
— Папа, я пойду его вытащу, — сразу сказала Рафаэлла, — Если задержусь, за меня Марта.
— Одна не вытащишь, возьми оружейников.
За весь разговор ни Рафаэлла не посмотрела на Ласку, ни он не посмотрел на нее.
— Нам нужен герольд, — сказал Люциус, — Чтобы совсем уж по-настоящему. Черт устроит?
— Нет, — сказал Кшиштоф, — Вот точно говорю, все, кого черт объявит, поскользнутся или еще хуже.
— И я не хочу, чтобы мое честное имя лишний раз нечистый во всеуслышание говорил, — сказал Фредерик.
— Хорошо-хорошо. Есть желающие?
— Доминго? — предложил Ласка, — Попугай?
— Попугай? — переспросил Люциус, — А что, господа, он и фигура статусная, и яркий, и голосистый.
Доминго любезно принял предложение.
Открывать турнир досталось Ласке и Люциусу.
«Чорт номер два» ушел на конюшню, и конюхи привели оттуда привычного боевого коня пана Чорторыльского под привычным для пана седлом.
Люциус щелкнул пальцами и оказался в доспехах наподобие рейтарских и в шлеме-шишаке с нащечниками. Откуда-то прилетел и турнирный щит. С тремя лягушками и золотым поясом на червленом фоне. Нидерклаузиц сказал, что это герб дьявола, а не пана. Вооружился Люциус польской саблей без излишеств вроде елмани шириной с лопату, острия, уточенного в шило, изгиба в коромысло или перекрестья длиной с полсабли.
Ласка собрался биться верхом на молодом жеребце, купленном за большие деньги у Тышкевича в Логожеске. Жеребец сказал, что его летом начали учить, но никаких хитростей и приемов не давали.
Фредерик любезно одолжил рейтарский доспех и шлем-бургиньот со складным подбородником. И щит. В обозе у немцев нашлась залежавшаяся небольшая стопка деревянных щитов для конного боя на копьях. Бенвенуто взял из камина уголек и нарисовал на щите московского копейщика — святого Георгия, побеждающего змия. Георгий получился больше похожим на девицу, конь под ним — на собаку, а змий — на василиска, вроде тех, что встретили в Подземье.
— Турррниррр семи пррризов объявляю открррытым! — провозгласил Доминго, — На кону: живая вода, жалованная грамота на виленское воеводство, перстень царя Соломона, огнедышащий конь Элефант, сапоги-скороходы, ведьма Оксана Воронич и какая-то вещь из сундука, потребная пану Кшиштофу Шафранцу!
На ристалище с разных сторон выехали Ласка и Люциус. Пан черт вооружился саблей, слава Богу, что не мечом. Ласка знал, как рубиться конным против татарина, но не против европейского рыцаря. И так непривычно, что противник в доспехах.
— Первый туррр! Открывают пан Люциус Чорторыльский, хозяин турнира. Иван Умной, сын боярский из Москвы, — объявил Доминго и взмахнул крыльями.
Противники стартовали, быстро набирая ход. Удар! Сабли стукнули о щиты. Если делать все правильно, то так и должно быть.
Съехались еще раз, медленнее. Обменялись ударами. Кони закружились по часовой стрелке, то сокращая дистанцию, то разрывая.
Черту вместе с телом пана достались все умения пана. Но фехтовал он, как будто на каждое действие в книжку заглядывал. Тело исправно выполняло удары и защиты, а вот стратегии поединка не просматривалось. Даже ни разу не достал доброго молодцы хотя бы до звяка о доспех.
Ласка же приноровился и несколько раз поразил пана Люциуса и в правую руку, и даже в голову. Для начала по железу. Татары доспехов почти не носят, поэтому московиты не учатся фехтовать конными против защищенного врага.
На ходу Ласка сообразил, какой последовательностью действий раскрыть защиту и уязвить черта прямо в лицо. Но не успел.
Конь под Люциусом каким-то кошачьим прыжком повернулся и ударил коня Ласки грудью в бок. Ласка, держа в левой руке и щит, и уздечку, попытался сманеврировать и, конечно же, опустил щит. Люциус пробил наотмашь в голову, приподнявшись в стременах перед ударом и упав в седло после.
Ласка пришел в себя лежащим на полу.
— Живой, живой, — произнес доктор Бонакорси, — Удар в голову это всегда удар в голову, даже если и шлем выдержал.
— А? — спросил Ласка, ощущая, как болит голова.
— Удар был отменный, — сказал Вольф, — Мастерский. Тебя шлем спас, но голова поболит.